Вот эта ступка – не ступка вовсе. Это сама Майка. А Пестик – это милый, нежный, прекрасный, самый лучший во всём мире её Тагар. Точнее некая часть возлюбленного Тагара.
Пестик входит в ступку, поворачивается в ней, растирая колдовские ингредиенты, затем чуть поднимается и вновь с силой входит в ступку. Поднимается и входит, поднимается и входит, поднимается и входит… Майка страстно втыкала дубовый огрызок в берёзовую посудину, а сама всем телом уже ощущала близость с обожаемым Тагаром. Голова её откинулась так, что шапка слетела на землю, и две тоненькие каштаново-рыжие девичьи косички упали на спину. Глаза Майки закатились, а из полуоткрытого рта раздался протяжный блаженный стон. Кажется всё так сделала. Пару раз она видела, как это старшие делают. Во всяком случае тётка Бимджи, когда со своим мужем этим занималась, также стонала. Или по-другому? Ну, да ладно. И так сойдёт.
Девушка вернула туловище в вертикальное положение и посмотрела на результат своего труда. Ингредиенты, как им и подобало, были растёрты в однородную порошкообразную массу.
«Эх, Тагар, Тагар, – подумала Майка. – Ну, почему ты выбрал эту зазнайку Роксану? Она же ни шкуру выделать путью не умеет, ни чум правильно поставить… Да её стряпня – не еда, а отрава! Зачем она тебе? За красотой погнался? За богатством её отца? Конечно, она у него единственным ребёнком осталось. Все лошади её семьи к тебе отойдут. Экий ты кобель, Тагарка!»
От этих мыслей слёзы вновь градом потекли из глаз влюблённой девчонки.
– Нет. Не мог ты полюбить такую дуру, – зло прошептала Майка. – Околдовала тебя эта потаскушка. Как есть околдовала. Я же помню, как ты на меня смотрел зимой, когда Новое солнце встречали. Меня ты должен любить. Меня.
Тонкие губы Майки сжались в узкую ниточку и сузившимися от злости глазами она поглядела на свою правую ногу. Подтянула её поближе и стала стаскивать сапог, опасаясь при этом толкнуть ступку и просыпать готовый порошок. Сапог поддался быстро. Майка отбросила его в сторону, а голую ступню, слегка вывернув так, чтобы видна была жёсткая мозолистая пятка, положила на ляжку левой ноги. Затем достала из сумки острый кремниевый нож.
– Роксанка – змеюка какая! Женить моего Тагара на себе вздумала. Свадьбу на осень назначили, так ей этого мало. Придумала какую-то помолвку, чтобы, значит, никто из девок на парня больше глядеть не мог. У-у-у, жаба толстомордая… Ну, ничего… Помолвка – это не свадьба. Как помолвитесь, так и размолвитесь. Не будет у вас никакой помолвки.
Кремниевым ножом Майка срезала кусочек мозоли со своей пятки. Добытый артефакт девушка кинула в ступку.
– Ну, Тагарка, быть тебе у моих ног, – с усмешкой подумала она и вновь принялась за растирание ингредиентов.
Пестик поднимается и с силой входит в ступку, поднимается и входит, поднимается и входит… Майка почти насиловала ступку, позабыв о своей мистической роли. Зато она, как наяву, представляла, будто ненавистная Роксанка со стороны наблюдает за сценой майкиной и тагаркиной любви. Видит всё и страшно завидует. А сделать ничего не может. Так тебе и надо, Роксанка! Смотри и лопайся от чёрной зависти! Майка прервалась и вновь взглянула на результат своего труда. Достаточно. Получилось, как надо.
Теперь последний ингредиент. Лягушачья икра. Весна нынче выдалась ранняя сумасшедшие лягушки уже начали свои брачные игры. Икру Майка собрала большим листом кувшинки в пруду, рядом с которым располагалась стойбище. Осторожно, словно драгоценность, принесла она её в это укромное место. Теперь столь же бережно Майка слила часть соплеобразной жижи в ступку и тут же отшвырнула зелёный лист от себя подальше. И вновь взялась за пестик. Дубовая палочка с характерным утолщением на конце поднимается и входит в горлышко берёзовой ступки, поднимается и входит, со странным чавканьем поднимается и входит…
