– Да, добро пожаловать к нам, – подхватил Оррин. – Мы очень рады.
Насуада заметила, что король просто глаз не сводит с Катрины, как и все прочие присутствующие мужчины, включая гномов; она не сомневалась, что теперь они до утра станут рассказывать байки о невероятных чарах невесты Рорана. Ведь то, что ради нее совершил Роран, значительно поднимало ее над уровнем обычной женщины, делало ее объектом таинственным, достойным восхищения, вызывало повышенное внимание воинов. То, что кто-то готов столь многим пожертвовать ради любимого человека, означало, хотя бы в силу той цены, которая была уплачена, что этот человек поистине бесценен.
Катрина покраснела, улыбнулась и поблагодарила всех. Но, несмотря на то что она явно была смущена подобным вниманием, лицо ее горело не столько от смущения, сколько от гордости; казалось, она отлично понимает, какой замечательный человек Роран, и была счастлива, что именно ей удалось «взять его сердце в полон». Он принадлежал ей, и иной награды для себя она не желала.
Насуаду вдруг охватило острое чувство одиночества. «Как бы мне хотелось обладать тем же, чем обладают они!» – думала она. Ее многочисленные обязанности не оставляли времени на девичьи мечты об ухажерах и замужестве – ну и, разумеется, о детях, – если только она не вздумает заключить с кем-то брак по расчету, исходя из соображений наибольшей выгоды для варденов. Она давно уже подумывала о подобном браке с Оррином, но у нее каждый раз не хватало решимости. Однако судьбой своей она все же была довольна и не завидовала Катрине и Рорану. Ее цель была куда более значительной; она мечтала победить Гальбаторикса, а это, с ее точки зрения, куда важнее, чем банальный брак.
Почти все выходят замуж и женятся, но у многих ли бывает возможность увидеть рождение новой эры?
«Сегодня вечером я что-то сама не своя, – думала Насуада. – Из-за ранений, что ли? Вот и мысли мечутся и гудят, точно пчелиный рой». Встряхнувшись, она посмотрела уже не на Катрину и Рорана, а на Сапфиру. Открыв заслон в собственных мыслях, который она обычно держала на запоре, она постаралась установить связь с Сапфирой и осторожно спросила:
– Где он?
С сухим шелестом чешуй, трущихся друг о друга, Сапфира наклонилась вперед и приблизила свою голову к Насуаде, Арье и Анжеле. Левый глаз драконихи поблескивал синим огнем. Она раза два фыркнула, и из пасти ее высунулся алый язык. Горячее влажное дыхание колыхнуло кружевной воротник платья Насуады.
Насуада судорожно сглотнула, когда ее сознания коснулись мысли дракона. От соприкосновения с этим разумом у нее каждый раз возникало какое-то непередаваемое, странное ощущение существа невероятно древнего, свирепого, чуждого людям, но вместе с тем чрезвычайно нежного. Все это в сочетании с весьма впечатляющей внешностью Сапфиры всегда напоминало Насуаде: если Сапфире вдруг захочется их съесть, она сделает это без труда. Насуада была уверена, что невозможно чувствовать себя безмятежно в присутствии дракона.
«Я чую кровь, – сказала Сапфира. – Кто ранил тебя, Насуада? Назови их имена, и я разорву мерзавцев пополам, а головы их принесу тебе в качестве трофея».
– Нет никакой необходимости никого рвать на части. Во всяком случае пока. Я сама нанесла себе ножом эти раны. Однако сейчас неподходящее время, чтобы углубляться в рассказы об этом. Сейчас мне важнее всего узнать, где Эрагон?
