– Следов не прятали. – Вечером Вельт отчитывался перед Горсингом, старался говорить как можно тише. – Думаю, человек пять, может, больше. Ударили справа. Значит, левша. Рана грубая. Слишком сильный и неточный удар – почти под челюсть. Значит, Тарх пытался уйти. Не смог.
Горсинг задумчиво поглаживал все еще болевший локоть. Провалиться под землю, угодить в одну из красных ловушек, погибнуть под рухнувшей стеной, столкнуться с ниадами, наконец, просто исчезнуть – все это не вызвало бы удивления. Но получить удар в шею, истечь кровью в окружении незаметенных следов – здесь, в Авендилле, было странно.
– С него сняли тахом.
– Что?!
– Да. Кто-то срезал родовую сигву. И сделал это аккуратно.
Горсинг хотел сказать, что сам пойдет осмотреть тело, когда Вельт протянул ему лоскут грязной ткани.
– Что это?
– Записка.
– Кому?
– Тебе.
– Кому… Что это значит?
– Эта записка для тебя. Сам посмотри, там написано. Лежала под ногой Тарха.
Для получения лицевой сигвы необходимо подтвердить принадлежность к одному из отмеченных родов. Как правило, лицевая сигва наносится в день кухтиара, который таковую принадлежность и подтверждает. Узор лицевой сигвы зависит от основателя рода, его истории и архивной отметки в списках, которых после преобразований Вольмара Адельвита стало три:
1. Хриалитовые списки, корнями уходящие в годы, предшествовавшие Великому переселению из Земель Ворватоила.
2. Приобщенные списки, корнями уходящие в годы освоения Земель Эрхегорда (1 в. до к. э.-1 в. от к. э.).
3. Луаварские списки, в которые по личному дозволению ойгура может быть включен любой доказавший свою значимость новый род.
Создание Луаварских списков стало частью Адельвитского соглашения, подписанного в 245 г. от к. э. и ознаменовавшего окончание Темной эпохи.
«Пособие для занятий по истории в младших училищах». Подготовлено Наместным старшим училищем Вер-Гориндора
Сегодня я проснулся раньше всех. Меня разбудил раскалившийся браслет. Правая рука пульсировала. Следовало бы привыкнуть к этой боли, но всякий раз она заставала меня врасплох.
Я дрожал. Мне было страшно.
Не хотел никого будить. Тихо поднялся с расстеленной на полу мешковины.
Ночевать мы устроились в южной части Авендилла, недалеко от скотной кромки, – выбрали один из полуразрушенных, вычищенных домов, в которых не осталось ни мебели, ни окон.
Солнце едва осветило небо, но этого было достаточно, чтобы, подойдя к пролому в стене, разглядеть руку.
С тех пор как Старая дорога завела нас в Лаэрнорский лес, рука изменилась. Верхние фаланги пальцев стали коричневыми, будто их разукрасили болотной хной перед праздником Наур’тдайских свечей, как это делали дети в моем родном княжестве. Ногти побелели, выросли непривычно грубыми, толстыми. Вчера я пробовал их подрéзать и обнаружил, что внутри они теперь пористые, неоднородные. Суставы потемнели и припухли. Кожа вокруг вросшего браслета покрылась темно-бордовой коркой – гибкой и плотной, будто линель.
Я опасался, что с рукой опять что-то случилось, однако новых изменений не обнаружил.
Браслет постепенно остывал.
– Кошмары?
Не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто именно задал этот вопрос. Тенуин. Он лежал в дальнем углу, полностью закрытый бурнусом. Когда я шел к стене, следопыт даже не пошевелился.
– Да, кошмары. Но я в порядке. После Лаэрнора и Азгалики кошмары не очень-то пугают.
– Хорошо, если так.
