Рослый, сильный, отлично развитый молодой человек, Хемингуэй вызывал у военного начальства чувство жалости. Все знали о том, что этот парень доброволец, что приехал из Америки сам, на свои средства. Такой молодой, такой глупый… Его оставили при госпитале, несмотря на бесконечные просьбы отправить на фронт. Хемингуэй очень стеснялся своей неопытности и вот этого покровительственного отношения старших офицеров. И вел себя независимо, даже немного вызывающе, полагая, что тем самым скомпрометирует себя в глазах начальства, и его всё же отправят на передовую. Но все его выпады вызывали лишь улыбку.
И всё же он своего добился. Его всё чаще посылали на передовую, чтобы вывезти раненых солдат. Оставив машину в посадке, Хемингуэй пробирался в окопы, сам взваливал на плечи раненых и под обстрелом врага тащил их к автомобилю. Одна ходка, вторая. Потом перекур – тут же, в окопе. И возможность поговорить с ребятами – с такими же безусыми юнцами, каким был и сам Эрнест.
Он приезжал на передовую близ местечка Фоссальта-ди-Пьяве и видел, как один за другим гибнут его новые товарищи. Только вчера он познакомился с парнем из Канзаса, а сегодня его уже нет в живых. Возможно, этот солдат там, в мирной жизни, читал репортажи Хемингуэя. Определённо читал – если уж жил в том же городе, где работал Эрнест. Но теперь уже не узнать. Был человек, и нет человека. И где-то там, за океаном, осталась мать, которой ещё предстоит узнать страшную весть. И девушка, которая до сих пор ждёт этого парня, не зная, что уже всё кончено…
В один из своих приездов Хемингуэй задержался в окопе дольше обычного. Вместе с солдатами он вынес на носилках десяток раненых и присел в окопе перевести дух и покурить. И тут началась контратака немцев. Жуткий обстрел. Ухают разрывы снарядов, свистят невидимые пулемётные пули.
Лейтенант увидел Хемингуэя и закричал:
– Уходи! Немедленно уходи! Увози раненых и – обратно. Видишь, как у нас жарко?
Эрнест выбрался из окопа и пополз к своей машине, стоявшей в низине и укрытой от обстрела. На плащ-палатке он тащил за собой раненого солдата.
Вероятно, его фигуру разглядели с той стороны поля боя. Снаряды ложились всё ближе и ближе. Эрнест встал в полный рост, взвалил солдата на плечи и тяжело побежал.
Удар. Земля уходит из-под ног. Темнеет в глазах. И – темнота…
Снаряд разорвался слишком близко. Хемингуэй упал и потерял сознание. Его ноги были изрешечены шрапнелью.
8 июля 1918 года Эрнеста Хемингуэя положили на операционный стол. Его ноги были изуродованы ниже колен и представляли собой сплошное кровавое месиво. Хирург извлёк 28 осколков, но это была лишь малая часть – в тканях ног Эрнеста оставалось ещё более двухсот мелких осколков.
Мышцы разорваны, кости раздроблены. Врач покачал головой:
– Никаких шансов. Готовьте к ампутации…
И тут он услышал рыдание. Удивлённо обернулся. За спиной плакала старшая медсестра Агнеса фон Куровски. Доктор был к ней неравнодушен и даже считал своей невестой, хотя девушка к тому времени ещё не ответила на его предложение.
– Что случилось, Агнеса?
– Я вас прошу… Умоляю…
Хирург нахмурился. Ещё раз осмотрел раны.
– Ладно, – сказал он. – Пока подождём. Если парень родился в рубашке, он сохранит ноги. Но при малейшей угрозе гангрены…
– Я прослежу, – поспешно ответила старшая медсестра.
Хемингуэй очнулся из тяжкого забытья и открыл глаза. Ноги нестерпимо болели. Он тут же приподнялся, взглянул вниз – ноги были забинтованы. Через повязки проступала кровь. Эрнест обессилено откинулся на подушку. Закрыл глаза, пережидая приступ нестерпимой боли. Потом скосил взгляд, пытаясь рассмотреть расплывающуюся в полумраке палаты фигуру. Это была она – Агнеса.
