Paulus Peredolsky
РОМА 16.VII. 1964
– Передольский уехал в Рим в 1953 году. Одиннадцать лет он прожил в вечном городе и здесь же обрел вечное пристанище, – подумала Мария Львовна, глядя на захоронение. – Надеюсь, Павел Степанович, ваша жизнь здесь была счастливой…
Ей вспомнилась их последняя встреча. Передольский был взволнован, говорил мало, пристально смотрел на Марусю и все время тер руки, словно пытался согреться. Теперь, в свои пятьдесят пять Мария Львовна понимает, что профессора бил озноб от чувства безысходности, от предчувствия скорого финала. Он знал, что ничего уже изменить невозможно, но не смел ей в этом признаться. А она, глупая двадцатидвухлетняя девчонка, говорила о каких-то банальных вещах.
Ах, если бы время повернуть обратно! Она бы расцеловала милого профессора. Теперь она понимает, что он ждал от нее этой безрассудной выходки. Но она целовать его не стала. Она крепко по-комсомольски пожала его руку и побежала с подругами в кино. Она привыкла к тому, что летом профессор уезжает на дачу, и не обратила внимания на его слова о вселенской разлуке. Потом, потом они всплыли на поверхность ее сознания, но было уже слишком-слишком поздно. Передольский уехал в Рим, чтобы стать гражданином вселенной, как когда-то Вячеслав Иванов, о котором он ей так много рассказывал. Рассказывал, надеясь на то, что она, Маруся, когда-нибудь все поймет.
И сейчас, глядя на надгробный камень, Мария Львовна слышит голос профессора Передольского и не может сдержать слез.
– Вот, Маруся, уезжаю. Выхлопотал себе пенсион. Еду далеко и, наверное, надолго. Свидимся ли еще? Бог даст… Вы достойны счастья, Маруся. Хорошо, что судьба была щедра к нам и подарила нам столько драгоценных мгновений. Я их все сохраню в своем сердце. Я буду помнить вас, милое дитя. И вы меня не забывайте, пожалуйста…
– Я помню вас, Павлуша, помню и через разъединяющие нас годы кричу: «Простите!» – прошептала она, положив на могилу Передольского белоснежную розу.
– Вы его знали? – спросил проводник.
Мария Львовна кивнула и быстро пошла к выходу. Слезы душили ее. Хотелось поскорее остаться одной и дать волю отчаянию. Все внутри нее кричало:
– Почему, почему, почему мы умнеем так поздно? Почему скрываем свои чувства, стесняемся говорить о любви, о том, что человек нам по-настоящему дорог, что мы его ценим, восхищаемся им, что нам без него, как без воздуха невозможно жить… Почему?
Здесь, в Риме, Мария Львовна наконец-то поняла, почему жизнь ее в ту пору вдруг стала серой и унылой. После отъезда профессора Передольского в ней не стало главного – радости общения. Исчезло нечто прекрасное, и Маруся Оболенская из великосветской барышни превратилась в советскую гражданку Марию Львовну, которой поручили заняться исследовательской работой в области естествознания.
Она подошла к этой работе со свойственной ей строгостью и ответственностью. Подняла целый пласт истории, сделала несколько важных открытий, и была направлена на международную конференцию в Рим. Здесь гражданка Оболенская снова стала юной барышней Марусей, в которую был влюблен удивительный человек – Павел Степанович Передольский. Она вытерла слезы, пошла медленней.
– Все будет хорошо, – сказал провожатый, догнав ее. – Время залечивает раны.
– Да-да, я знаю, время – самый лучший лекарь, – она посмотрела на собеседника. – Беда в том, что оно же – и самый строгий судья, не всегда дающий нам пакт о помиловании.
