Есенин, его жёны и одалиски - страница 24



Сергей – это, конечно, сам Есенин, а Анна – Лидия Кашина, женщина в белом. Для поэта – она олицетворение душевной чистоты, осиявшей весь его жизненный путь. Память об этой женщине Сергей Александрович сохранял всю жизнь и при работе над поэмой в дымке ушедшего времени видел Лидию Кашину – мечту юности и ностальгическую грусть зрелости.

Глава 2. «Самое главное в её жизни»

Второй брак. 1917 год Есенин встретил в Царском Селе. В начале января он присутствовал на богослужении в Фёдоровском Государевом соборе. 19 февраля в трапезной Фёдоровского городка читал стихи для членов Общества возрождения художественной Руси. На торжественный завтрак Д.Н. Ломан пригласил более ста высокопоставленных царедворцев.

Дмитрий Николаевич всё надеялся, что поэт передумает и напишет что-то, восхваляющее царя. Не добившись этого, Ломан 22 февраля дал предписание Есенину выехать в Могилёв для продолжения службы во 2-м батальоне Собственного Его Императорского Величества сводного пехотного полка. Но 27 февраля грянула революция, и Сергей Александрович, по его собственному признанию, бежал с фронта.

Я бросил мою винтовку,
Купил себе «липу», и вот
С такою-то подготовкой
Я встретил 17-й год.
«Анна Снегина»

Через две недели после революции Сергей Александрович был уже в Петрограде, где случайно столкнулся с Рюриком Ивневым. Последний вспоминал:

«Был снежный и ветреный день. Вдали от центра города, на углу двух пересекающихся улиц, я неожиданно встретил Есенина с тремя, как они себя именовали, “крестьянскими поэтами”: Николаем Клюевым, Петром Орешиным и Сергеем Клычковым. Они шли вразвалку и, несмотря на густо валивший снег, в пальто нараспашку, в каком-то особенном возбуждении, размахивая руками, похожие на возвращающихся с гулянки деревенских парней.


С. Есенин и А. Ганин


Сначала я думал, они пьяны, но после первых же слов убедился, что возбуждение это носит иной характер. Первым ко мне подошёл Орешин. Лицо его было тёмным и злобным. Я его никогда таким не видел.

– Что, не нравится тебе, что ли?

Клюев, с которым у нас были дружеские отношения, добавил:

– Наше времечко пришло.

Не понимая, в чём дело, я взглянул на Есенина, стоявшего в стороне. Он подошёл и стал около меня. Глаза его щурились и улыбались. Однако он не останавливал ни Клюева, ни Орешина, ни злобно одобрявшего их нападки Клычкова. Он только незаметно для них просунул свою руку в карман моей шубы и крепко сжал мои пальцы, продолжая хитро улыбаться.

Мы простояли несколько секунд, потоптавшись на месте, и молча разошлись в разные стороны».

Озлобленность вчерашних друзей удивила Ивнева, и, вновь встретившись через несколько дней с Есениным, он потребовал объяснений. Сергей Александрович махнул рукой и, засмеявшись, спросил:

– А ты испугался?

– Да, испугался, но только за тебя.

– Ишь как поворачиваешь дело.

– Тут нечего поворачивать. Меня испугало то, что тебя как будто подменили.

– Не обращай внимания. Это всё Клюев. Он внушил нам, что теперь настало «крестьянское царство» и что с дворянчиками нам не по пути. Видишь ли, это он всех городских поэтов называет дворянчиками.

– Уж не мнит ли он себя новым Пугачёвым?

– Кто его знает, у него всё так перекручено, что сам чёрт ногу сломит. А Клычков и Орешин просто дурака валяли.

За две недели, прошедшие со дня свержения самодержавия, определиться с курсом Временного правительства было трудно, и пока он подыгрывал Клюеву, руководствуясь принципом не лезть на рожон…