– Можно посидеть на табуретке, – вежливо предложил я.
– Ничего, я постою, – хрипло сказал пастух.
Я бросился в дом, плутая в поисках матери между кухней и печкой. Она обнаружилась в дальней комнате за какими-то хозяйственными делами.
– Мать, – сказал я серьёзным тоном. – Пойдём в сени. Дело есть.
– Какое дело? – удивилась мама.
– Я себе нового отца нашёл.
Мать чуть утюг не уронила.
– Где нашёл?
– На поле. Стадо вместе пасли, – я с нарочитой небрежностью пожал плечами. Людям, которые занимаются таким важным делом, как охрана стада коров, не к лицу отчитываться перед женщинами.
– И как его зовут?
– Гриша, – уже нетерпеливо ответил я.
– Меня почему не спросил? – с улыбкой поинтересовалась мама.
В лучших традициях Фрунзика Мкртчяна из «Кавказской пленницы» я сказал:
– Мать моя. Жених – согласен. Я – согласен. Дело за малым. Готова ли ты стать счастливой?
Мама выдернула из розетки утюг.
– Ну пойдём.
Я торжественно взял её за руку и повёл навстречу судьбе. Наши сердца взволнованно колотились.
Но, к моему удивлению и разочарованию, в сенях было пусто. Стояла сдвинутая в сторону табуретка. На пороге подсыхал след от грязного сапога сорок пятого размера. Поскрипывала оставленная открытой дверь.
Гриша сбежал. Из нашего дома и от своего будущего.
Не судьба.
Моё лето пяти лет закончилось и унеслось в прошлое. Остался в памяти дом под зелёной крышей, пыльная, раскалённая от солнца дорога. Пастухи. Разговоры, новые лица, необычные приключения.
Это было моё деревенское лето. Мои два месяца свободы.
Прошла целая эпоха. Исчезла страна, в которой я жил. Мама моя разочаровалась в городской музыкальной школе и уехала в деревню, поднимать местную культуру. У меня появился тот самый домик в деревне. И поэтому теперь моя дочь может ездить к бабушке на каникулы.
Но в то лето я ещё не думал о дочери, о семье. Мне было примерно двенадцать лет. Я приехал на летние каникулы к маме в деревню. Впереди – три месяца свободы, лета, тепла, солнца. А денег не было. Денег, к слову, не было ни у кого, начинались лихие девяностые.
– Можно заработать, – однажды утром сказала мне мама. – На ферме не хватает пастухов, я договорюсь, тебя возьмут. Пойдёшь?
К началу учебного года мне были нужны новые кеды и, желательно, джинсы. Поэтому я сразу же согласился. Кроме того, где-то в подсознании сидели воспоминания о моём солнечном лете в деревне у бабушки. Мечта о работе пастухом сбывалась.
На следующий день я пришёл в колхозное правление, подписал какие-то бумаги, поставил свою фамилию в длинном табеле.
Посреди ночи зазвенел будильник. Я с удивлением посмотрел на него. Чего он звенит? Каникулы же. Ночь на дворе!
Фосфоресцирующие стрелки показывали почти четыре часа утра. Почему он звенит? Я растерянно посмотрел на стрелки. И тут вспомнил. Мне же на работу. Надо вставать из тёплой постели, идти в темноту. Знакомиться с чужими людьми. А мне уже не пять лет. И знакомиться гораздо тяжелее.
Мать с вечера приготовила мне завтрак. Я затолкал в себя бутерброды, запил холодным чаем и пошёл на ферму. Доярки заканчивали утреннюю дойку. На меня наорали за то, что опоздал, сунули в руки толстую ветку и для ускорения толкнули в плечо.
Мечта детства сбылась.
Через пару дней я понял все скрытые от меня ранее «прелести» этой работы. Мне приходилось каждый день без выходных вставать в полчетвёртого утра, тянуться через всю деревню на ферму, выгонять инертное ревущее стадо. Вдобавок в середине июля зарядили противные затяжные дожди, я мёрз под открытым небом, бесконечно шморгая насквозь простуженным носом. Под дождём я не мог читать, тут же промокали страницы. Я изнывал от скуки. Мой напарник – вечно пьяный деревенский неудачник – периодически выпадал из жизни, а когда приходил на работу, то донимал бесконечными разговорами, которые сводились к тому, сколько он выпил, и кого из деревенских женщин… ну, вы понимаете.
