Еще шесть месяцев июня - страница 3

– Они просто завидуют, –  сказала Лоррейн, мо`я руки и не глядя на меня, за что я была ей благодарна –  в тот момент я плакала. –  Что? Так и есть. Он нравится той Шарлотте Земляничке[4]. Она сама так сказала до того, как ты вошла.

Прозвище так себе, потому что Холлис не похожа на куколку и рост у нее под метр восемьдесят.

– И раз уж на то пошло, это он все время за тобой бегает.

Знаю, говорят, время лечит, но это воспоминание с годами лишь обострилось, раздражало все больше, а все потому, что в тот раз я впервые осознала всю правду. То, что я почти все время проводила с Кэпланом, не делало меня ярче и лучше. Наоборот, я блекла рядом с ним. И к тому же не мне одной казалось чудом, что он хотел дружить со мной.

Тот факт, что мы провели блаженное детство, словно сиамские близнецы, –  это целиком его заслуга. Он никогда, даже на переменах в средней школе, не переставал обмениваться со мной замысловатыми рукопожатиями в коридоре и не пытался держать нашу дружбу в тайне. Мы взрослели, но Кэплану и в голову не приходило, что ему стало бы легче, что его мир обрел бы больше смысла, если бы он перестал дружить со мной или исключил меня хотя бы из некоторых сфер своей жизни. Ничего такого не было. Кэплан делает все, что захочет, и очень редко задумывается о том, что подумают люди. Когда мы учились в десятом классе[5], он получил какую-то небольшую травму и не мог бегать. От скуки, любопытства и, будем честными, из-за тяги все время находиться в центре внимания он прошел прослушивание на роль в пьесе «Ромео и Джульетта». И, конечно, у него все отлично получилось, конечно, он зажег на сцене, конечно, спектакль вышел крутым.

На прослушивании он разложил смятую распечатку текста на полу у ног на случай, если забудет реплики. Режиссер обратил внимание на его манеру чтения –  этот способ я придумала, чтобы помочь ему сориентироваться в ритме. Он спросил Кэплана, где тот узнал о пятистопном ямбе, но Кэплан ответил, что понятия не имеет, что это такое, а заучить текст ему помогала подруга. После того как он получил роль, они спросили меня, не хочу ли я тоже поучаствовать в постановке в качестве драматурга. Мне пришлось посмотреть обязанности, и я отказалась, потому что, по-видимому, мне бы пришлось слишком много общаться с другими людьми, но я согласилась напечатать брошюры о метрике стиха и Вероне в Италии, чтобы раздать их в первый день репетиций.

Той весной мы с Кэпланом часами разучивали его реплики. Стоять на сцене и выглядеть как кинозвезда было для него естественно, но сами слова, их значения и запоминание –  тут ему нужна была я. Пожалуй, единственное, в чем Кэплан сомневается, так это в своих умственных способностях. Возможно, это потому, что миллион лет назад ему потребовалось немного больше времени, чем остальным, чтобы научиться читать. Помню, как я наблюдала за его напряженной и упрямой работой, как он стремился понять смысл и сказать все правильно и как сильно все это поразило меня.

«Как же такое возможно, –  думала я, –  что в тебе уживаются все эти многочисленные версии? Как ты можешь быть капитаном команды по футболу, королем на школьном балу, президентом какого-нибудь братства в недалеком будущем и в то же время быть этим парнем, который учит Шекспира в моей спальне, лежит, уткнувшись лицом в ковер, и спрашивает меня о том, что это еще за “неведомое что-то, что спрятано пока еще во тьме”»?