Эшелон сумрака - страница 28



. Значит, он выходит из своего поезда или из комнат. Но почему тогда скрывает лицо? Ведь если бы он был так страшен, то наверное солдаты пугались бы его. Или нет?

Так или иначе у меня уже не было, и сразу после того, как повариха отпустила нас всех спать, я проскользнула на крышу.

Сегодня было заметно теплее, что несказанно радовало и грело во всех смыслах. Однако, снять ботинки я не решилась – уже успела опуститься ночь, а в обед немного капал дождь, и из-за чего крыша все ещё была сырой.

Шла я медленно и оттягивая момент.

Страх, вызывающий воодушевление – мне казалось это самым небывалым чувством из всех возможных.

Села и вытянула ноги я с приятным ощущением внутри. Он считает меня ребенком, ведь так? Я вмиг вспомнила его прошлые слова, потому и поняла, что любовницей никто меня не сделает. Я ребенок, а значит мне следует оставаться таковым достаточно долго, хотя бы для того, чтобы не попасть в неприятности.

А если я ещё не выросла, значит у меня могут быть глупые вопросы? Он разрешал мне задавать их вчера, и это многое значит.

– Милорд? – позвала я.

– Я здесь, Луана.

Мне от его обращения стало как-то некомфортно, будто моя безопасность закончилась в момент произнесения моего имени.

– Я могу называть тебя Лу, как остальные? – он дождался моего тихого согласия, – замечательно. Я жду свою песню.

Это вызвало на моём лице улыбку.

– Похожую на первую, господин? – поинтересовалась я.

А всё потому, что он даже не упомянул ситуацию в столовой. Это очень радовало.

– Какую пожелаешь, – как-то беспристрастно ответил он.

Я напрягла ум и закусила губу. Наверное, это был мой шанс.

– Только она короткая, – предупредила его.

Руки сжали подол платья от волнения.

– Я буду рад любой, – совсем холодное.

Но я не обратила на это внимания, вспоминая строки и плавный мотив:


Восемнадцать веков тишины,

Покрывающей шрамами страха.

Я играла с судьбою в ноли,

Остановкою стала мне плаха.


Я хотела бы видеть те сны,

Что позволили мне вмиг растаять.

Говорят, все они так дурны,

Что не стоит и мне о них чаять.


Анаграммою стал мне батистовый мед,

А презрением капелька злата.

Я желала увидеть однажды восход.

С эшафота увидела. Клята.


– Это намного лучше, – немного улыбчивое от него, – но… батистовый мед – это метафора?

Я застыла в непонимании.

– Д-да, милорд, – попыталась выглядеть умнее я.

– Забавно, – усмехнулся он, – могу лишь сказать, что автор – крайне тяжёлая личность.

Мои брови сошлись на лбу.

– Почему? – я подалась вперед и впилась пальцами в поручень напротив.

– Уныние – едкая черта характера, – до меня донеслись шаги.

Кажется, лорд подошёл вплотную к окну. Я не выдержала:

– А если он был вынужден унывать? – я взметнула глаза к небу, – что если вся его жизнь была настолько уныла и тяжела, что другие – яркие мысли он старался отдавать другим?

Он задумался.

– А сейчас? – неожиданный вопрос, – сейчас автор не унывает?

Глаза переместились к проносящемуся мимо полю, а улыбка посетила лицо сама.

– Думаю, нет, – я вгляделась во мрак ночи, – сейчас он находится на распутье.

Мимолетная тишина и прозорливый вопрос от лорда:

– Распутье эмоциональное?

Я пожала плечами.

– По большей части да, но… ему страшно, – закушенная губа, – и сложно. И радостно, и одновременно непонятно, как поступить дальше.

Минутное промедление, пока до моих ушей доносился только мерный стук колес, а после спокойные слова:

– Ему стоит быть беспечнее – тянущие эмоции призывают лишь подобные им.