На часах было чуть за десять сентябрьского вечера. Лето отступало неохотно, словно не хотело покидать город. Воздух еще держался теплым, но в нем уже чувствовалась прохладная примесь. Асфальт под ногами отдавал тепло за день, и платьица девочек колыхались от легкого ветра, а под уличным фонарем цветочные узоры на ситце казались живыми, как в калейдоскопе.
Билеты Иосиф купил без проблем: строгая тетенька в кассе лишь мельком взглянула на него – плечистый, загорелый, с серьезным лицом – и шлепнула четыре тоненьких билета на стол. Никто не стал вглядываться в девочек. На проходе в клуб коротко кивнул вахтер, пропуская вперед.
Внутри уже звучала музыка – по залу раскатывался «Розовый вечер» Александра Барыкина, а потом заиграл ВИА «Самоцветы» – девочки сразу оживились. Мигающие цветные лампочки сверкали под потолком, отбрасывая разноцветные пятна на лица танцующих. Пахло перегретым деревом пола, духами «Красная Москва» и чем-то сладким – может, дешевыми леденцами, спрятанными в карманах.
Девочки смело пошли вперед, а Иосиф немного стушевался, стоя у стены, вглядываясь в незнакомые лица. Но Марина уже схватила его за руку:
– Пошли, че ты как мальчишка.
В этот момент Иосиф поймал себя на мысли, что эта тульская девочка – бойкая, с косичками, немного дерзкая, но притягательная – до странного напоминала ему его первую любовь. Марина, соседская внучка из Аккемира, была точно такой же – солнечной, как лето, и упрямой, как ветер в степи. Из-за нее его тогда прозвали “Маринатиком”. И тут, в Туле, даже имя совпало. Сердце отозвалось теплой волной – не болью, нет, а светлой благодарностью к тем далеким дням. Как будто часть прошлого снова улыбнулась ему.
И вот они уже в центре зала, под «Три белых коня», шаг влево, шаг вправо – все просто: круг, поворот, хлопок в ладоши, наклон головы. Для местных ребят это было привычным и почти автоматическим ритуалом. Тело само знало, когда притопнуть, когда повернуться, когда хлопнуть в ладоши в такт.
Иосиф же сконфузился. Он не владел этими движениями. У них в Аккемире все было по-другому: танцы – чуть медленнее, сдержаннее, без этой широкой пластики и легкого задора. Там музыка шла больше из магнитофона «Романтик», а танцевальные вечера устраивались в актовом зале школы или в дом культуре, где мальчишки стеснялись и прятались по углам, пока девочки не устанут звать. И, главное – движения были совсем другие. Скромнее. Неловкие кивки, шаги больше вперед-назад, чем вбок, и всегда опаска, как бы ничего лишнего.
А здесь все было нараспашку. Свобода в теле и духе. Танцы как язык – говори, и тебя поймут. Он учился – на ходу, подстраивался, повторяя за Мариной. Иногда опаздывал с движением, иногда попадал в такт – и в этот момент чувствовал в себе что-то новое, будто выпрямлялся изнутри.
Марина смеялась – не насмешливо, а по-доброму. Как будто говорила: «Ничего, все правильно делаешь, главное – не стой в углу». Эта ее легкость – без кокетства, без напряжения – словно развязывала узел где-то внутри. На секунду он оглянулся – как будто хотел убедиться, что все это на самом деле происходит с ним. И в этот момент почувствовал: он в Туле, не гость, не прохожий – он уже часть этой жизни, пусть пока и не знает, что будет дальше.
Таня и Соня давно растворились в толпе танцующих, мелькая то тут, то там, то с одними парнями, то с другими. Зал кипел, музыка не стихала ни на минуту: „Червона рута“, „Поворот“, „Увезу тебя я в тундру“.
