– Сознайся, а ведь я тебе нравлюсь, – неожиданно проговорил Зафар с возбуждённым придыханием.
– Что? – искренне удивилась я и, отстранившись от замочной скважины, повернулась лицом к юноше, почти вплотную приблизившегося ко мне.
– А то, что я тебе нравлюсь, – ухмыльнувшись, повторил Зафар и ласково провёл ладонью по моим щёкам. Вот нахал! А он продолжил: – И всегда нравился. Просто ты немного капризная, любишь, чтобы за тобой побегали. Но раз ты здесь, то всё становится ясным, как день. Ты моя, и больше ничья.
Я, онемев от удивления, смотрела на него, и в это мгновение наверное походила на беспомощного птенца, выпавшего из гнезда и оказавшегося перед диким зверем. Я протянула было руку к дверной ручке, намереваясь выйти, но Зафар не позволил мне этого сделать. Он крепко ухватил меня одной рукой за талию, а другой зажав мне рот, подтащил меня к широкой железной кровати и повалил на неё. Между нами завязалась отчаянная борьба, во время которой Зафар не переставая шептал:
– Не кричи, а то услышат! Они придут и увидят тебя здесь! На кровати вместе со мной! Ты только представь себе, какие про тебя пойдут слухи! – и я, отлично понимая, что только помощь посторонних людей может вызволить меня из той ужасной ситуации, в которой находилась, не закричала, не позвала на помощь. Я изо всех сил пыталась столкнуть с себя навалившегося на меня всем телом Зафара, в ужасе сознавая, что теряю последние силы, но не проронила ни звука…
После того как он изнасиловал меня, он встал, отдышался и сказал:
– Не думай, что я плохой человек. Вот уже год, как я в тебя влюблён без оглядки. А ты даже и не смотрела в мою сторону. Но теперь у тебя нет другого выбора, как выйти за меня замуж. Вернёшься домой, – опозоришь себя и всю свою семью. Но ты не беспокойся – со мной ты будешь сытой и счастливой, – великодушно пообещал он живому комочку, беспомощно сжавшемуся в углу кровати и пытавшемуся руками прикрыть свою наготу.
Вскоре в дом, выпроводив гостей, вошла мать Зафара. Её звали Фирузой. Это была женщина лет пятидесяти: невысокого роста, но плотного телосложения, с выпуклыми карими глазами на одутловатом, болезненно-жёлтом лице. Фируза не удивилась присутствию в своём доме незнакомой девушки, хотя её тонкие, брезгливо изогнутые губы растянулись в загадочной улыбке. Не удивилась она и тому, что я была голой и плакала, а моя разорванная в клочья одежда валялась на полу. Ни мои жалобы, ни мои обвинения тоже не произвели на Фирузу особого впечатления. Она цепким взглядом осмотрела меня с ног до головы и, без всякого стеснения, сказала сыну, стоявшему рядом с ней, гордо подбоченившись:
– Да, хороша девка, ничего не скажешь. Но, смотри у меня, Зафар, не давай ей спуску, не превращайся в подкаблучника. Держи её в ежовых рукавицах, и чтобы ходила у меня по ниточке. Пусть не забывает, кто здесь хозяйка, – она наклонилась и поцеловала меня, оцепеневшую от её слов, в макушку.
– Пусть Бог оградит вас обоих от всяких невзгод! Отныне ты моя невестка и член нашей семьи. Не забывай об этом и благодари Всевышнего, что тебе попалась такая хорошая свекровь как я. Не перечь мне никогда, слушайся меня во всём, и всё у нас будет прекрасно!
Зафар ухмыльнулся, обнажив ряд неровных, с желтизной, но крепких зубов.
– Не беспокойся, мама. Ситара девушка благоразумная. Она не будет с тобой пререкаться, иначе я её накажу.
