тот страшный, грибной, внеземной и суглинистый,
святой как старость, момент чернозёма…
Как загвоздка не в том, что забыт по памяти,
сиротлив по бедности, расточителен от скуки,
красив до легкомыслия, надломлен, как коромысло,
но в том, что всё утекает по-тихому,
и ты медленно мчишься в притаённую сухоту́…
Как не хочешь впускать в свою жизнь человека,
нового человека из проводов и обстоятельств,
не терпишь его головною ночью,
избегаешь мыслями, удираешь в сад…
Как хочешь впускать лишь того, с кем родился,
кто привычен и пуст, как деловые карманы…
Так все мы хорошие, когда поодиночке,
когда не целой толпой на пожарной площади,
не с языком на плече за кусками и охапками,
не с лицом, искривлённым обидной уловкой…
И со скрипом и зеленью под глубину и завывания,
под молнии-ящерицы раздёрганных сомнений
в подсвеченной груди подозрительно зреет
позывное зерно – любовь человека…
