– Харэ рожу кривить. Что за дела? Помнишь, как на двадцать третье февраля на спор под ноль все побрились: я, ты, Пуля? А? Как от нас дети в магазинах шарахались? Тройка уголовников, твою когорту.
Теперь улыбнулся Печа. Пытался удержать улыбку внутри, но не смог:
– Было.
– Ещё бы не было, – обрадовался тронувшемуся льду Ник. – Мне мамка так и не поверила. Наверное, до сих пор думает, что менты в обезьяннике побрили. Пуля вообще стал похож на залупу, один ты – красава, что с гнездом, что налысо – бабы стонут.
– Ага, давай. У меня кепка рабочая с котелка спадала, прокручивалась. Мастер с ходу спросил: в аварию что ли попал?
– Авария тут причём?
– Череп бреют, чтобы рану зашить.
– А-а.
– Такие дела… блин, хорошо было. Я недавно в старом дворе нарисовался: калдыбал мимо, потянуло. Лавки нет уже нашей, «квадрата» нет, теперь там энергоблок для детской площадки… Ничего нет. Дома и те перекрасили…
– Всё течёт… В голове нашей зато осталось. Пока, во всяком случае. Как там Лец писал, м-м… Как приятно вспомнить время, когда предавался воспоминаниям.
– Чёткий быв пшек.
– Точно. Прочитал?
Сборничек «Непричёсанных мыслей» Пече подарил Ник. На день рождения. Вместе с армянским коньяком. Станислава Ежи Леца Лёха прочёл от корки до корки, два раза, делая пометки на полях.
– Половину, – сказал Печа.
Ник расщепил сухую рыбку и макнул в пиво.
– Пулю видишь? – спросил он.
– Пошёл он, – в сердцах бросил Печа. – Не знаю, кто такой. Как переехал, будто убили. Даже про свадьбу его узнал от общих знакомых. Тебя приглашал?
Ник, будто извиняясь, кивнул:
– Отмечали в прошлом месяце.
– Вот и весь Пуля, дружище хоть куда, сердце поёт. Шляпа рваная – не друг! Один раз только набрал… Печа, друг, привет, Печа, друг, как дела, Печа, друг, то-сё… Хотел, чтобы я мебель помог перевезти. Пиздатый друг, а? Раз в год позвонить и… – Печа махнул рукой.
– Н-да.
– А вы с ним что?
– Так… ловимся периодически.
Печа обслюнявил палец и выбрал с блюдца соль.
– Не знаю я такого друга как Пуля, – сказал он, глядя куда угодно, только не на Ника. – Не было его никогда. Один ты остался.
Он вспомнил старенький фильм «Однажды в Америке» с Де Ниро. История большой дружбы и большого разочарования. Конец любой истории. Честный конец. Он посмотрел на друга, единственного друга, шагнувшего с ним из прошлого.
Когда уйдёт и он?
Зачем тянуть? Иногда Пече хотелось послать всех к чёрту. Ника в первую очередь. Он слишком о многом напоминал, слишком многое олицетворял. Превосходство, успешность, нормальную жизнь. Разрубить последний узел, удерживающий паром юношеских надежд и восторгов.
Сколько раз он пытался…
– Прорвём, брат, – Ник поднял кружку.
Слова друга ничего не значили. Пьяный трёп.
Они значили многое.
Печа поднял свою кружку, и они звонко их сшибли.
«Один из путей познания человеком своего будущего и возможностей заключён в наблюдении.
Оказавшись на необитаемом острове, он может сделать кое-какие выводы – о смертности, о приспособляемости, – наблюдая создания природы. Крабов, птиц, насекомых. Но гораздо больше о собственных возможностях ему рассказали бы другие люди, пусть даже огненными метками кораблей на горизонте, дымными следами самолётов, подарками цивилизации, заключёнными в рукотворных предметах, прибитых к берегу.
Как писал Станислав Лем, человечество – Робинзон, высаженный на уединённой планете. Только у Робинзона больше шансов решить проблему…
