– Спасибо, очень вкусно. Я такого никогда не ела… Но я беспокоилась из-за Лены, – англичанка переводит взгляд на меня. – Тебя сегодня не было… Я писала в родительский чат, но никто ничего не смог подсказать.
– Леночка вчера плохо себя почувствовала, – отвечает за меня бабушка. – У нее был приступ. Вызывали скорую. А сегодня ходили к врачу.
И тут холтер, словно в подтверждение ее слов, начал качать манжету с характерным гудением. Олеся Владимировна осмотрела меня, не понимая, откуда странный звук.
– Вот видите – прибор ей надели специальный, до завтра его носить, – пояснила бабушка. – Поэтому завтра Леночка тоже школу пропустит.
– Понятно, – озадаченно кивает англичанка. Видно, что ей неловко задать следующий вопрос, и она мучительно подбирает слова. – А что за приступ? Надеюсь, ничего серьезного?
И бабушка, игнорируя мои взгляды и знаки, выкладывает ей почти всё.
– Сочувствую, – бормочет Олеся Владимировна. – Может, я могу чем-то помочь? А в классе ребята знают?
– Нет, – встреваю я в их беседу. – Петя знает и… Соня, но так… без подробностей. Остальные – нет. И не нужно, чтобы знали. Пожалуйста.
– Почему? – удивляется она.
– А зачем? Чтобы каждый раз напоминали: «Она больная»? Я так не хочу. Я даже Соне и Петьке поэтому ни о чем не говорю. Не знаю, как объяснить… я просто хочу быть с ними… то есть, со всеми на равных. У меня и так всё детство было… – Я замолкаю, спохватившись. Зачем вывалить всё это на постороннего человека? И чтобы уйти от темы, спрашиваю её: – А как съездили в монастырь? Мне ужасно жаль, что я не смогла…
Олеся Владимировна вздыхает, глядя на полупустую кружку с чаем, которую держит в ладонях. Потом поднимает на меня глаза и грустно улыбается.
– Не было никакой поездки. Никто не пришел.
– Как? Совсем никто?
– Да, совсем никто. Неудобно очень получилось. Автобус зря оплатили, деньги потратили. Как-то потом отчитываться придется… И перед учителем китайского тоже… Ну и там, в монастыре, нас ждали, стол накрыли в гостевом доме… Ну да ладно, главное – ты выздоравливай скорее.
Мне жалко ее, но что тут сказать – не знаю. Конечно же, наши намеренно сорвали поездку. Да она и сама это понимает.
Вскоре после ее ухода забегает Петька. Тоже, оказывается, заволновался, что со мной.
– Не переживай, – говорю ему, – я уже в норме. Завтра еще прогуляю денек, а в четверг – в школу.
– А что у вас с Сонькой случилось? Она отсела от тебя к Павленко.
Настроение мгновенно портится. Так не хочется отвечать, но Петька ждет, в глаза заглядывает.
– Соню наши разыграли жестоко. Наплели ей что-то про меня, и она поверила, решила, что я ее предала. Лучше скажи, почему вы подвели англичанку?
Петька округляет глаза, моргает несколько раз. Значит, сейчас начнет бурно оправдываться. И точно:
– Да какой нам монастырь? У нас же игра в пятницу! Прикинь, если продуем? Вот позорище будет! А ты точно в четверг придешь в школу? А в пятницу придешь?
– Да, приду, приду, – смеюсь я. – Что, соскучился?
– Ну… – он краснеет и сразу начинает ерзать, будто ему спокойно не сидится. – Я это… ну, попросить тебя хотел.
– Ну, проси.
– Пойдем в пятницу с нами на игру? В «Современнике» будет проходить отборочный турнир. Это рядом с Политехом.
– Ой, не знаю, Петь. Я как-то не очень люблю баскетбол, прости…
– Ну ты чего? – тотчас сникает Петька. Даже не сникает, а прямо расстраивается. – Кто за меня будет болеть?
