Петька сегодня всё утро вот так: переживал, психовал, на уроках сидел как на иголках. Это и наши заметили. Михайловская на перемене, проходя мимо нашей парты, даже потрепала его пышную шевелюру и проворковала ласково: «Петюня, мы в тебя верим».
«Я тоже в тебя верю, – шепнула ему я, – из тебя получится самый крутой капитан». Но Петька только гримасу великомученика в ответ состроил. Бедняга.
А когда мы выходили из школы, столкнулись с нашими парнями на крыльце, и кто-то – кажется, Шатохин – хлопнул его по плечу и сказал: «Не очкуй, Черный, всё будет ок».
Я, конечно, тоже его всячески подбадриваю. Только, по-моему, это слабо помогает. Потому что чем ближе игра, тем Петька сильнее волнуется. Мне его жалко до невозможности. Как хорошо, что я с ним поехала.
– Петь, да не переживай ты так, – шепчу ему. – Даже если проиграете, ну что это изменит?
– Ну да, – вроде соглашается он, но на нем лица нет.
К «Современнику» мы подходим минут за двадцать до начала игры. Пробка была. Петьку, бедного, чуть инфаркт не схватил.
Наши ждут в просторном фойе, мальчишки, кто в команде – уже переодеты в форму. Остальные – кто в чем. Из девчонок пришли только трое: Патрушева, Михайловская и Тимофеева. Но, может, позже и другие подтянутся. А Горра действительно нет.
При виде нас все сразу оживают. То есть при виде Петьки, конечно, я-то им что. Правда, Михайловская, смерив меня взглядом, кривится, другие тоже переглядываются с противными ухмылками. Но хоть молчат – и на том спасибо.
– О! Петруччо! – восклицает Гаврилов. – А мы тебя уже заждались.
– Ага, – поддакивает Сенкевич. – Волнуемся все, где же наш капитан. Уж скоро игра.
– А наш капитан не подвёл, – ласково, с улыбкой произносит Михайловская. И делает шаг к Петьке, прижимается боком, приобнимает.
– Даааа, молодца! – Шатохин опять бьет его по плечу, по-дружески, конечно.
Они ему все улыбаются, говорят какие-то хорошие слова, хвалят, а у меня неотвязное ощущение фальши. Будто они ерничают, смеются над ним. Особенно это «капитан» звучит как-то издевательски. Словно они его дразнят, а на самом деле никто его капитаном не считает. Почему-то мне так кажется, уж не знаю, почему.
Но Петька, похоже, принимает всё за чистую монету. Может, так и есть, может, наши и правда к нему со всей душой, а у меня просто паранойя из-за того, что они его избили. Но я теперь тоже волнуюсь, только не за игру, конечно, а за Петьку. Его так легко обдурить, он такой непосредственный и доверчивый.
– Ты давай, бегом переодевайся, капитан, – велит Шатохин. – И так опоздал. С минуты на минуту жеребьевка будет.
– Ага, пару сек, – выкрикивает Петька. Потом оглядывается на меня. – Лен, ты сама разденешься, ладно? А то я это… не успеваю… Вон видишь лестницу? Слева от входа… там чуть дальше гардероб, а вон там спортзал. Туда, короче, иди потом. Там встретимся.
– Да беги, беги, – говорю ему. – Не заблужусь уж.
И Петька подрывается в сторону широкого коридора, откуда доносятся гулкие крики, звуки свистка, стук мяча.
Все остальные тоже направляются туда. А я иду, куда указал Петька, – в гардероб. Правда, сначала промахиваюсь дверями и попадаю в столовую.
Вообще, «Современник» – очень большой комплекс. Ненамного меньше «Байкал Арены», так что заблудиться здесь вполне реально. Я не успеваю раздеться, как в гардероб залетают Ларина и Сорокина. Впопыхах скидывают куртки и подбегают к стойке. Увидев меня, хмыкают и переглядываются.
