– О, капитан! – приветствует его Шатохин, жуя гамбургер. – Давай сюда.
Мы с Петькой подсаживаемся к нему на маленький удобный диванчик, как раз на троих человек. Петька – с дальнего краю, а я – между ними.
– Четко сегодня отыграли, да? – спрашивает Сенкевич.
– А как наш Петюня красиво трехочковый сделал в финале! Вообще красава! Капитан!
Наши дружно начинают вспоминать какие-то моменты сегодняшней игры, смеются, перекрикивают друг друга.
– Жаль, Дэн не видел, – вздыхает Михайловская.
И наши тут же замолкают. Повисает нехорошее молчание. Я вдруг чувствую, что Петька дрожит. По-настоящему дрожит.
– А кто-нибудь с ним созванивался? – облизнув губы, спрашивает он каким-то запыхавшимся голосом.
Наши молчат, но как-то странно переглядываются.
– А вы чего так сидите? – наконец нарушает тягостную тишину Шатохин. – Ничего не заказали?
– Да я это… не сообразил как-то. Пойду закажу тогда, – Петька как будто с облегчением подскакивает и выходит из-за стола. Потом поворачивается ко мне. – Лен, тебе чего взять?
– Ничего. Я скоро домой.
– Ну давай хоть колу возьму и бургер, да?
Я пожимаю плечами. Мне почему-то нехорошо. Только Петька уходит, как в комнату вваливаются Ямпольский и Гаврилов.
Гаврилов тут же занимает Петькино место рядом со мной.
– Здесь Петя сидит, – говорю я.
– Петя? – притворно удивляется он. – Какой Петя? Не вижу тут никакого Пети.
Все начинают смеяться.
– Это место Чернышова, – говорю я тверже и с раздражением.
– А теперь здесь сижу я, – кривляется он.
– А здесь я, – вклинивается Ямпольский. – Шатоха, пусти, а?
Шатохин тут же встает, я тоже вслед за ним. Но Ямпольский преграждает дорогу:
– Куда? Куда? Леноооок, – тянет он глумливо. – Куда ты собралась, радость моя? Все только началось…
– Отойди! – повышаю я голос.
Но Ямпольский толкает меня собой назад, и я, теряя равновесие, падаю обратно на диван.
– Вау, щас развлечемся. Да, Ленок? – рядом плюхается Ямпольский. Я оказываюсь зажатой между ним и Гавриловым.
– Да отпусти ты ее, – подает голос Ларина. – Пусть валит. Потом настучит же директрисе.
– О чем? О чем настучит? – наигранно изумляется он. – Я же к ней только с любооовью…
И он вдруг обнимает меня за плечи. Я пытаюсь скинуть руку. И тут с другой стороны ко мне лезет Гаврилов:
– И я тоже с любовью.
– Вы совсем уже! Уберите руки! – мечусь я в полупанике.
– Блин, пацаны! Да вы чего? Реально. Это уже нифига не смешно, – снова одергивает их Ларина. – Отпустите ее. Пусть валит.
– Ой, давай ты лучше свалишь? – тянет Михайловская.
– И свалю. Я в этом дурдоме участвовать не собираюсь, – Ларина резко поднимается и выходит. Следом за ней – Сорокина. А я уповаю лишь на то, что они позовут Петьку. Скорее бы он вернулся!
– Ну что, Ленок, расслабься… – И Ямпольский кладет ладонь мне на колено.
Я скидываю его руку, но он тут же возвращает ее обратно, словно потешаясь надо мной. А Петьки все нет и нет! Мне уже кажется, что сто раз можно было купить, что он там хотел, и вернуться. Где ж он? Где? Петечка, миленький, давай скорее, прошу про себя, потому что уже чувствую, как у меня заходится сердце.
Я дергаюсь между Гавриловым и Ямпольским, пытаясь встать, но тщетно. Затем Гаврилов достает свой дурацкий рыжий парик – он в нем сидел во время соревнования – и надевает на меня. Все тут же начинают громко хохотать. Я хочу его снять, но Ямпольский и Гаврилов крепко держат меня за обе руки. А оттого, что я кручу головой, стараясь его скинуть, он только съезжает мне на глаза, отчего все еще больше заливаются хохотом.
