Это лишь игра - страница 71
На английском Третьякова безбожно тормозит, а я ей подсказываю. Зато на биологии, когда ее спрашивают, шпарит без запинок и ошибок. Прямо с каким-то азартом и увлеченностью. Хотя, по мне, что может быть скучнее биологии? Разве только химия. Но Третьякова потом и по химии тоже отвечает вполне бодро, пока вычисляет у доски температурный коэффициент.
Последним у нас история. За секунду до звонка в кабинет заходит наша англичанка и просит всю мужскую половину класса задержаться. Никто бы, скорее всего, не остался – про Дэна за это время уже подзабыли, но ее ненавидеть меньше не стали.
Со звонком наши тянутся на выход, абсолютно ее игнорируя, но тут встревает историк.
– Одиннадцатый «А», плохо поняли? – прикрикнув, преграждает собой дверь. – Проблемы со слухом? Девочки выходят, мальчики – по местам!
И реально выпускает только девчонок, а парней разворачивает.
Я с досадой смотрю, как уходит Третьякова. Вряд ли она будет меня ждать – для этого она слишком скромная. А мне нравится провожать ее. Мы, конечно, и в школе общаемся, но там какое-то другое общение. Более личное, более дружеское. Ну и, опять же, наедине...
Но это ладно. Главное – как бы ее наши девушки не обидели. Сегодня после алгебры математичка меня задержала на пару минут – зазывала на олимпиаду. Третьякова вместе со всеми вышла из класса. Я настиг ее уже в коридоре, на третьем этаже… в окружении Михайловской, Патрушевой и Тимофеевой. Втроем они оттеснили ее в угол, но тут подошел я.
Может, они ей и успели что-нибудь неприятное сказать, но Третьякова на мои вопросы только отмахивалась: «Да ничего особенного. Просто глупости».
Историк, сделав свое дело, получает от англичанки взгляд, полный благодарности, и довольный сам выходит в коридор, типа, мешать не будет. По-моему, они скоро замутят. Впрочем, плевать.
– Мальчики… – начинает англичанка, но ее тут же перебивает Ямпольский:
– Где вы тут мальчиков увидели? Мы давно не мальчики, – ухмыляется с намеком. Остальные одобрительно хмыкают.
– Особенно Жучка, – вставляет Гаврилов, повышая градус веселья.
– А без пошлостей вы вообще способны разговаривать? – сердится англичанка. – Вы дома, со своими мамами тоже позволяете себе подобные высказывания? Вы ведете себя как малолетки, у которых…
– Давайте вы нам просто скажете то, зачем вы нас оставили, – прерываю ее я. – А лекцию как-нибудь потом?
– Ты куда-то спешишь? – зло шипит она.
– Очень.
И она как-то резко сдувается. Выдохнув, продолжает нормальным тоном:
– Седьмого марта, как вы знаете, мы будем поздравлять девочек…
– Это наши-то девочки? – опять подает голос Ямпольский.
– Рот закрой, – раздраженно бросаю ему я, и он затыкается, а англичанка наконец рожает свою мысль до конца.
В двух словах: родительский комитет прикупил подарки для наших девушек, одинаковые для всех, и вручить их должны будем мы. А поскольку девочек в классе почти в два раза больше, чем мальчиков, то каждый берет на себя двоих. Ну а кто кому будет дарить – решит жребий. Англичанка уже и бумажки с именами девчонок приготовила заранее.
Высыпав их в небольшую коробку, подходит сначала к Жуковскому. Тот вытягивает Петренко и Ларину. Гаврилову достается Патрушева и Тимофеева.
– Вот, блин, подвезло… – кривится он.
– Смотри, Гаврила, вдруг ей подарок не зайдет, – потешается Ямпольский. – Центнер тебя потом расплющит.
– Это ты о ком сейчас? – хмурится англичанка. – Что значит – центнер?