Это могли быть мы - страница 23

– Заставляют. И нет, я не употребляю наркотики, потому что не могу их достать.

Кейт посмотрела ей в глаза и увидела в их зелени блеск. Почему-то эта слабая, болезненная девушка стала одной из немногих, с кем она могла быть по-настоящему честной, и это казалось странным.

– Он не придет? – спросила Трикси, охрипшим от рвоты и постоянного использования желудочных зондов.

– Мне очень жаль, но нет.

Лучше быть честной. Она положила ладонь на холодную белую руку Трикси. Никакой реакции. Кейт не стала и пытаться придумать мужу оправдание.

Трикси посмотрела на нее.

– Что-то случилось? У тебя сумасшедший вид.

– Спасибо. Да, случилось. Твой отец… – Трикси пошевелилась. – Конор, – поправилась Кейт. – Купил права на книгу.

– Это его работа.

– Да. Но это не простая книга. В ней есть я.

А может быть, ее там нет. Она не знала, что хуже.

– Правда? – это привлекло внимание Трикси, что случалось редко.

– Ее написал мой бывший. О… о нашей дочери.

Ей было трудно произнести это слово. Оно казалось ложью, особенно в присутствии Трикси. Кейт никогда с ней об этом не разговаривала, но девушка должна была знать, как она поступила с собственными детьми, должна была на каком-то уровне понимать, что Кейт нельзя доверять полностью. – Ты знаешь, она… Знаешь, что с ней. В общем, она научилась говорить, по-видимому, языком жестов. Я не думала, что это возможно. Он написал об этом книгу.

Она все еще пыталась осознать эту информацию. Кирсти научилась говорить? Как?

И главное – что она могла сказать?

– И Конор хочет снять по этой книге трогательный фильм? Он знает, что это о твоей семье?

– О да. Это его не остановит.

Трикси с трудом выпрямилась в кресле. Она выглядела как больная раком, но все страдания причинила себе сама.

– Конор верен себе. Имеешь полное право от него уйти.

Кейт вздохнула.

– Не знаю, что делать. То ли съездить к ним в Англию, то ли подать в суд или что-то в этом роде… или даже…

– Снова сбежать.

– Ну, да.

Это было ее главным желанием. И все же она была здесь, хотя и не обязана была приезжать. Должно же это было что-то значить.

– Думаешь, они захотят тебя увидеть?

Кейт думала об этом – о семье, от которой она сбежала пятнадцать лет назад. Об Эндрю, своем муже. Об Адаме, вечно озлобленном сыне. И о Кирсти, и тут мысли всегда ее подводили, превращаясь в стремительную реку боли, подернутую тонкой корочкой льда.

– Честно? – вздохнула она. – Понятия не имею.

– И все-таки, зачем мы это делаем?

Эндрю использовал «голос Кейт», как и всегда в последнее время. Звучало так, словно кто-то пытается выдавить благоразумие через сито.

– Говорят, это хорошо.

– О… Так будет лучше для Кирсти?

– Я просто думаю, что это может нам помочь… во всем.

Эндрю аккуратно повернул машину за угол. Она понимала его правоту. Да, они должны были что-то сделать. Они больше не могли жить по-прежнему, погрязая в своем горе. За прошедшие годы он предлагал разные решения: сходить к семейному консультанту, нанять помощника за свой счет, продать дом и переехать в более дешевое жилье. Ни один из вариантов не был осуществим и не устраивал ее, поэтому она и согласилась на такое решение.

Кейт обернулась и посмотрела на дочь, которая из-под полуприкрытых век рассматривала собственные пальцы, находя их, по-видимому, самым занимательным зрелищем в мире. Врачи говорили, что причина этому – узоры, которые видели в них истощенные сетчатки ее глаз. Теперь уже было очевидно, что она не такая, как другие дети. Что она никогда не заговорит. Что мышечный тонус не позволяет ей ходить. Теперь, когда ее выводили на прогулку, она быстрее привлекала к себе внимание. Как бы Кейт ни расчесывала ее тонкие светлые волосы, как бы ни одевала в комбинезончики или красивые сарафанчики, было заметно неладное. Вялое и словно бескостное тело, форма лица, расфокусированный взгляд. В тревоге она могла производить шум просто оглушительный для такого крошечного человека, но не могла сказать, что не так. Кейт уже почти перестала пытаться говорить с Кирсти, чувствуя себя полной дурой, когда взгляд дочери уходил в сторону, в пустоту. Она уже почти смирилась с тем, что дочь никогда не сможет делать большинство обычных вещей. Но это вовсе не значило, что она не злилась из-за всего происходившего, из-за несправедливости, из-за крапленых карт, которые судьба сдала ее ребенку и ей самой. «Она не просила, чтобы ее рожали», – стал частенько повторять Эндрю, но это было бессмысленно. Никто и никогда не просил, чтобы его рожали. Эндрю по-прежнему разговаривал с Кирсти. По-прежнему целовал ее в лоб, брал на руки, чтобы обнять, покупал ей игрушки и книги. Книги! Кейт хотелось плакать от ярких картинок и добрых рассказов о мире, в котором не могло произойти ничего дурного.