– Добрый день, мисс Эванс!
В кабинет вошел сухопарый старик, под носом у него красовались заботливо уложенные белоснежные усы.
– Привет, Боб. Как дела?
– Потихоньку, жизнь идет. Откуда новостям-то взяться? Младший Хупер приехал, говорят.
– Сын Лив? Я его совсем не помню.
Боб привычным движением стянул клетчатую рубашку и повесил на крючок. Дина надела стетоскоп и принялась внимательно выслушивать старика, хмуря темные брови.
– Ну что ж, – наконец сказала она, – бронхит прошел. Долго же мы с ним сражались. Поздравляю! Но с курением надо кончать.
Боб смущенно заерзал и потянулся за одеждой.
– Старость не радость, конечно… Сколько уж радостей у меня осталось? Горы да рыбалка на рассвете. Бывало, пойду на форель, а она, хитрюга, всю душу вымотает, пока попадется. Но зато потом слышу плеск в ведре, и душа радуется. Тут бы и трубочку выкурить… табачок вишневый, ароматный… Эх…
Старик расстроенно махнул рукой. Дина рассмеялась.
– Ну, Боб, пропал в тебе драматический актер.
Тот хитро блеснул глазами из под седых бровей.
– Обещай не злоупотреблять. Это все, чего я прошу.
– Клянусь, – Боб приложил руку к груди, – для тебя что угодно, волшебница ты наша.
Дина приподняла края халата в шутливом реверансе.
***
Багровое небо разрезала зубчатая стена леса. Он казался черным. Покатый склон над изгибом реки усеяли гранитные валуны размером с дом. Волокнистые травяные подушки в закатном свете отсвечивали красным, сплетались в причудливые косы, свешивались с обрыва темными прядями. С окруженной каменными лбами поляны слышался смех и голоса.
– Давай, прыгай!
Над пенящейся водой смеялись две девочки, одна подталкивала другую к краю. Светлые длинные пряди потенциальной ныряльщицы казались розовыми.
– Отвали, дура, не видишь, что она уже навеселе? Кто ее потом доставать будет, ты?!
Таккер схватил длинноволосую за плечо, и, оттащив от обрыва, бросил на травяной холм. Не прекращая смеяться, она потянулась за следующей бутылкой.
Джереми сидел на высоком плоском камне, свесив босую ногу. Даггер, набегавшись, улегся внизу и лениво покусывал хозяина за пальцы.
– О чем задумался, Джер?
– Да так… о философии жизни.
– Тебе в школе мало заумных словечек?
– А тебе слова длиннее пяти букв кажутся заумными?
Гарсиа легко запрыгнул на валун и уселся рядом. Сайхем задумчиво рассматривал узоры лишайника.
– Меня бесит, как устроен этот мир. Те, кто диктует нам законы начинали с того, что нарушали их сами… Я не прав? – Он помолчал, перебирая травяные локоны, растущие из глубокой трещины. Таккер пожал плечами.
– Меня все устраивает. А какой мир понравился бы тебе? Атомная война? – хмыкнул он.
– Не-ет, – протянул Джереми, отталкивая собаку, которая слишком сильно сдавила ему ногу зубами, – Но я бы хотел, чтобы представители человечества старше двадцати лет исчезли! Косное мышление, дурацкие традиции…
Он прищурился и зевнул.
– Скука смертная. Я бы устроил здесь вечный Вудсток.
– Что, прямо тут, в глуши?! – хохотнул Гарсиа.
– Почему нет? – поднял бровь Джереми, – Чем дальше от гнилой цивилизации и контроля, тем лучше.
Джереми перевернулся на живот и подпер рукой подбородок, глядя на резвящуюся на поляне компанию.
– Как там Пит? Не трясется больше?
Таккер хмыкнул.
– Нет. Только ходит за тобой, как привязанный. Слушай, Джер, Питер, он ведь… такой…
– Какой? – поднял бровь вожак.
– Ну… – замялся Таккер, – не такой, как остальные. Слишком тихий, что ли. Зачем ты его отбил у Майкловых оболтусов?
