Так они подарили мне Вивальди. Потом Шопена, Моцарта, Баха. Чайковский же все время звучал по радио. Даже сейчас душа заходится – до чего же я была темная в своем пригороде «на Штапу».
Школа тогда была скособочена на совсем-совсем официальных именах. Вот Маяковского и Есенина знала отменно. Да ещё Твардовского и почему-то Корнилова… Пятаевы дали мне переписанные от руки стихи Марины Цветаевой. И – всё… Сама писать стихи бросила. Ведь Марина сказала всё, что хотелось сказать мне самой. И как с казала! Разве можно было писать после таких стихов!?
Вот такой был у меня первый университет. Столько новых для меня историй, книг, событий! Если бы знали они, как разбередили душу, какая во мне поднялась суматоха… Да, наверное, знали. Не просто же так «запихивали» в меня, торопясь успеть за ту зиму, всю историю страны, литературы, личностей. Все, начиная от декабристов.
Но вот тут-то я, наконец, почувствовала некое облегчение и чуть, как мне казалось, приподнялась до уровня моих новых учителей. Дело в том, что декабристами меня ещё подростком «кормила» моя старшая подруга, библиотекарша тетя Клава. «Кормить» – было её выражение. Клавдии Ивановне было, наверное, лет сорок, а мне тринадцать. Она увлеченно занималась декабристами, писала статьи в серьезные журналы, проверяя сначала на мне будущее звучание.
Вот такой оказалась первая ступенька моего неожиданного, нежданного и потрясающего университета.
Вот такой правильный человек
Она и внешне была сдержанной, выверено аккуратной, в строгих тонах… Так грустно всегда писать «была» … Но все-таки от первой до второй фразы она прожила интересную жизнь.
Я ею гордилась – Аля Левина проработала все свое время в «Комсомольской правде», которую я выписывала лет с шестнадцати. Многие годы с особым чувством читала большие очерки Али. Нет-нет, не завидуя, а именно гордясь. Человек добился того, что хотел. И уверенно держал планку. Не всякому дано – поучала я круглый глиняный кувшин, когда-то подаренный ею. Кувшин в ответ молчал. А может молча считал: книгу надо читать, книгу!
Вот так и живем. А началось все с трагикомедии.
1961 год. Первый экзамен в университет сочинение. Тема – мечта! Маяковский! Да я его знаю наизусть. На школьных вечерах читала, чеканя слова и рифмы.
И вдруг – в вывешенных списках против моей фамилии двойка… Мир обрушился… Шальная мысль – а вдруг это ошибка… Иду в деканат, а там мне навстречу: «А мы вас ищем! Да двойка у вас, двойка», – «успокаивает» меня мадам с классическим пучком на голове. «Но у нас такое впервые – вы все сочинение написали в одно предложение! Первая заглавная буква и… точка в конце!» Тут даже ее энтузиазм глохнет. «Как? Я же в школе была королевой запятых и вообще всякой пунктуации… Не может быть…»
Мне показывают мое творение. Действительно, ни одной запятой. Мне даже смешно: «Да я же все знаю, давайте расставлю!» Поздно. Они понимают – я волновалась. Но придется приезжать на следующий год. Заработать стаж и снова поступать.
Это уже меня утешают мои соседки по кроватям в огромной комнате общежития на Стромынке. Не жалеют, а отчитывают и наставляют. Аля Левина, поработавшая уже в тульской газете, Галя Подгурская с Украины, тоже видавшая, где раки зимуют. И Наташа Кузнецова из Пятигорска. Очень решительная и смелая. Она проучилась на журфаке год ли два ли, потом маханула на Север и вот вернулась поступать снова.
