Я выдохлась и умолкла.
Мы помолчали.
– Может, не стоит спешить продавать дом? Кто знает, что ты надумаешь. – теперь в маминых глазах светилось сочувствие. Но я знала, что если уступлю хоть немного, то просто рухну и второй раз не поднимусь.
– Нет. Не могу. Не могу там жить, это место не существует без Локи. Я уже говорила с Марией, она считает, что сможет продать быстро и за неплохую цену. Я попросила, чтобы она нашла хорошую семью. Это хороший дом, мы были там счастливы – еле слышно закончила я и закусила губу. О Ник, ты соврал мне, я никогда больше не смогу смеяться.
– Но, если немного подождать, хотя бы до школьных каникул, сделать все без спешки и не впопыхах… – Элена начала приводить разумные и невыносимые доводы, но резкий голос ее перебил.
– Я согласен.
Папа, который все это время не поднимал головы, сейчас смотрел мне в глаза, и понимал – я видела это, понимал, что творится в моей голове. Как бы сильно я ни любила и ни восхищалась своей матерью, но он всегда был мне ближе, я была его любимой дочкой и знала это. Порой беззастенчиво пользовалась, порой страдала при мысли о том, что разочаровываю его, не оправдываю ожидания. Иногда мы спорили и ругались как смертельные враги, обижая и обвиняя друг друга, а потом не спали ночами, страдая от того, что наговорили. Я не представляю, что стоил моему отцу этот последний год, когда он мог только бессильно наблюдать, не в силах ничего изменить, как я закапываю себя заживо. Он готов был на все, лишь бы я снова была счастлива, даже если ему для этого пришлось бы оторвать при этом кусок сердца.
И, возможно, ему и пришлось.
Сейчас он меня отпускал, снимая своим одобрением огромный камень вины с моей души. Я вдруг заплакала, беззвучно, недолго, но этого хватило моим родителям, чтобы оказаться рядом, обнять, разрешить короткое мгновение побыть снова маленькой, защищенной, ребенком.
Никому не удалось еще вернуться в детство, но порой детство само находит тебя и позволяет испить глоток из волшебной реки чистой искренней надежды, веры и любви. И в момент, когда ты на мгновение высовываешь голову из бездонного колодца отчаяния, строгим, но добрым голосом мудрого сказочника напоминает тебе, что ты еще не сдох, и поэтому должен карабкаться, ползти, лететь, но не сдаваться, не сметь сдаваться.
И ты почему-то его слушаешься.
