– Ага. – Барик согласно кивнул. – А я на серфинге. Wow-w-w!!. Такая волна…
– Хочешь анекдот?
– Это про волка-то с ведмедем? Не-а, я уже слышал.
– Вот твоя шапка!..
– Ага!..
Несколько минут поляну оглашал истерический хохот. Насмерть перепуганные насекомые улепетывали кто куда. Барик повалился на спину, но смех из него продолжал бить мощным фонтаном. Мало-помалу фонтан превратился в хиленькую струйку, которая (…Володя, это писюлька какая-то, а не вода!..), быстро иссякая, оставила после себя только (…так мы весь день корячиться будем…) агонизирующее бульканье.
– Ну, ты даешь, – пробормотал он, пытаясь принять исходное положение, то есть усесться на задницу. – Так же и помереть можно. Больше приколов не надо. Чего-то на приколы не прет.
Хлюпов оставался тих.
– Ты живой?
Тих и грустен.
– Эй, проснись!..
Барик хлопнул его по спине. Хлюпов клюнул песок носом, но сию же секунду выпрямился, словно внутри у него стояла пружина.
– Я жив, – монотонно изрек он.
Барик еще раз толкнул его, и Хлюпов снова, лизнув песок, распрямился.
– Класс!..
– Хватит. Полный рот земли уже. Лучше покурим.
– Позже дунем. Я еще купаться буду.
– Дунем позже. А покурим сейчас. Сигареты у тебя?
Барик с загадочными глазами порылся в карманах и извлек на свет божий пачку «Веги».
– В думку впал? – осведомился он, закуривая сам и передавая другую сигарету Хлюпову.
– Угу. Я щас всегда так. Классный торч! И кайф, и польза. Такое видение открывается, что мама родная!..
– Новую вещь начал? – язвительно поинтересовался Барик.
– Повесть, – ответил Хлюпов, не замечая издевки, – о человеке, который всю жизнь пытался прыгнуть выше собственной головы. Финал трагичен – перелом черепа…
– Про прыгуна с шестом, что ли? С каких это пор тебя на спорт потянуло?
– Сам ты прыгун! Это же образ, аллегория. Понял, дубина?
– Хм… и как же сей шедевр именоваться будет?
– Гуматы.
– Как?!. – остолбенел Барик.
– Гуматы… – пожал плечами Хлюпов с добродушной улыбкой.
– А… Почему «Гуматы»?
– Какая разница? Все равно никто не знает, что это такое. – Он вдруг выкатил глаза: – Задумайся и приди в ужас! Ведь они всю жизнь свою проводят в кромешной тьме.
– Кто – «они»? – перепугался Барик.
– Они!! Твои внутренности.
Барик, держась за живот, сложился вдвое. Все его тело сотрясалось от беззвучного смеха.
– Ну, чего ты прешься, блин, как слон? Вот возьмешь дурака с собой в лес, потом мучайся с ним…
– Уф, у-уф… – Барик громко икнул. – Да нет, это я… Ты хоть что-то пишешь, хоть про Гуматов каких-то. А мы так на одном месте и топ(…ик!..)чемся. Четыре песни сварганили. Да и те, если честно, только на ферме вон, для доярок (…ик!.. Т-твою мать!!.) играть. А все этот мудила хренов.
– Вставай, вставай, мудила, жена его будила… – запел Ваня.
– Вот-вот! Какого-такого я с ним связался?
Он еще раз икнул, набрал полную грудь воздуха и замер.
Хлюпов коварно усмехнулся, процедил:
– Не бздни, смотри. – И легонько ткнул его пальцем в живот.
Барик заклокотал, но сдержался. На лбу у него вздулась жила. Он, погрозив кулаком, закрыл глаза.
– В любом деле важен профессионализм, это точно, – с видом знатока жизни изрек Хлюпов. – Будь то литература или музыка, один хрен. Нельзя творить только для себя, по своим собственным правилам и ради собственного удовлетворения. Если каждую минуту не помнить о том, для кого пишешь, то напишешь говно. Хотя, с другой стороны…
Барик с шумом выдохнул воздух. С ближайших кустов посыпались маленькие черные жучки.
