Евгений Онегин - страница 20

«Все говорят: нет правды на земле. / Но правды нет – и выше. Для меня / Так это ясно, как простая гамма… – с этого утверждения начинается трагедия «Моцарт и Сальери», в которой оно как раз и опровергнуто: «правды» не оказалось в произнесшем эти слова Сальери, завистнике и отравителе гения, думавшем поправить мнимую несправедливость небес. В героях этой трагедии неузнаваемы, конечно, Онегин и Ленский, но в ней тоже презирающий жизнь сухой рационалист (Сальери) убивает своего вдохновенного и доверчивого друга (Моцарта), а в конце поражен ужасом от мысли, что совершил «ошибку».

Из двух вариантов будущего, оставленных Онегину в открытом финале романа, – погибнуть или чудесным образом возродиться к новой жизни – первый как будто кажется более закономерным. Действительно, словно версией финала ЕО, только «в фантастическом свете», выглядит последняя сцена трагедии «Каменный гость»: знаменитый соблазнитель Дон Гуан, впервые страстно и безоглядно кого-то полюбивший, уверяет Донну Анну, что от любви к ней «весь переродился» («Вас полюбя, люблю я добродетель…), раскаивается и преклоняет колени, но тут появляется статуя Командора, ее покойного мужа, и Дон Гуан вместе со статуей «проваливаются» (в ад, разумеется)[48].

Подобное возмездие могло постигнуть и Онегина (он мог, например, пасть на дуэли с мужем Татьяны). Но, в отличие от Дон Гуана, для него был возможен и какой-то иной, невероятно счастливый исход из романного «лабиринта», подобный финалам «Повестей Белкина», в особенности тех, что заканчиваются любовными объяснениями, – «Барышня-крестьянка» и «Метель».

В первой забавная интрига, которую вела переодевавшаяся в крестьянку барышня, завершается тем, что заблуждавшийся юный герой застает ее со своим письмом в руках и со счастливыми восклицаниями целует ей руки. «Читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку», – так Пушкин заканчивает эту повесть (здесь, в отличие от ЕО, дальнейшее вполне очевидно).

В «Метели» непреодолимая преграда между влюбленными исчезает, как сон, и оказывается, что они – потерявшие когда-то друг друга муж и жена:

В рукописи «Метели», рядом с этими заключительными строками, Пушкин сделал пометку: «19 октября сожжена X песнь». Считается, что он имел в виду так называемую «десятую главу» ЕО, где речь идет о декабристах. Ее отдельные строфы (начальные четверостишия) сохранились в зашифрованном виде. Возможно, эти строфы предназначались для главы о путешествии Онегина (до второй встречи с Татьяной), не исключено, что вообще не относятся к роману (имен героев в них нет), а возможно, это действительно фрагменты его продолжения, рассказа о дальнейшей судьбе Онегина. Есть свидетельство современника, что Пушкин во время своего кавказского путешествия в 1829 г. рассказывал о замысле, по которому «Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов»