Эйдос непокорённый - страница 17

Там-тамы вдруг замолкают, глухой «бам» заставляет вздрогнуть. Гонг предвещает начало спектакля и сотни взглядов устремляются к Верховному. Он поднимает тощую сухую руку. Шёпот постепенно стихает. Верховный здесь авторитет и голос Демиургов, его власть непоколебима. Вот и момент истины. Наступает гробовая тишина: только ветер шумит; играет с цветочными лепестками; кружит цвет голубой сапты; несёт его волной по двору, под ногами Совета Чёрных Обаккинов, по головам стремящихся в Верховные; задевает подолы балахонов вечно недовольных Матров, этих обаккинских лизоблюдов; быстро огибает Доверенных. Их всего шестеро, всегда только мужчины, и лишь они имеют доступ к свободе, потому их самомнения раздуты как большой воздушный шар, привязанный над сценой. Ветер гонит лепестки мимо уважаемых Мастеров и Наставников, огибает толпы наивных Безымянных сестёр и братьев, пролетает мимо эккинов вроде меня. И так, обогнув всю аллидионскую иерархию, от высших до низших, приползает к моим ногам, словно зверёк, отыскавший пристанище. Минутный танец вихря лепестков я наблюдаю целую вечность: время ожидания давно приняло форму бесконечной петли. И сейчас я на одном из её крутых поворотов. Помощник Верховного вещает со своего места, но его почти не слышно. Сердце выскакивает из груди. В ушах гул вперемешку с шумом крови, прилившей к вискам.

– Мастер Гиллад не сможет принять участие, – голос Батьи-Ир вдруг становится громче остальных. – Я буду представлять интересы бывшей воспитанницы.

Как? Почему? Нервный шепоток пробегает по рядам. Мне становится жарко, невозможно дышать. Без его помощи я обречена. Пытаюсь сорвать маску, но Безымянные бегут, чтобы поправить её и вернуть на место: пока рано, меня ещё не обвинили. Батья-Ир единственная из Совета кому разрешено показывать лицо. Она снимает маску и проходит на место защитника. Свита остаётся в стороне. Не знаю, какая защита выйдет из того, чья задача полностью противоположна: искать виновных. Но вот сюрприз. И тут я понимаю, всё дело в её репутации, ведь она, уважаемая глава Совета, не могла воспитать преступницу, так что защищать она собирается только себя. Мирим возле неё глядит взволнованно, и я понимаю, случилось что-то нехорошее. Хочется сбежать в лабораторию Мастера Гиллада, увидеть его за рабочим столом, среди тетрадей и склянок, но я окружена святошами, и они ни за что меня не пропустят.

Не сразу понимаю, что меня просят подойти к Верховному. Всего два шага, и я оказываюсь спиной к половине зрителей. Старик восседает выше всех, как настоящий правитель, и его объёмный наряд предназначен, чтобы сделать фигуру больше и важнее, только дед слишком стар и сух, и попросту тонет во всем этом фарсе, но делает это с достоинством. Помощник шепчет ему на ухо мою краткую биографию и вводит в курс дела, либо напоминает.

– Была в Башне, я помню, – устало отмахивается он от помощника, и я впервые слышу слабый старческий голос Верховного, и так близко вижу его морщинистое лицо. – Все дети любопытны. Даже профессию лекаря ты променяла на работу архивариуса. Хотела быть поближе к знаниям.

Он устало глядит из-под тяжёлых век двухсот пятидесятилетнего старика. Его кожа будто помялась и стекла, а сам он сморщился, словно высохший гриб. Голос тихий и слабый, и помощнику приходится громко за ним повторять.

– Вообще, я просилась в Доверенные, – старик пялится на меня, будто видит сквозь маску. – Ведь это единственный способ увидеть мир, который якобы погубила трагедия.