— Младшая княжна Трубецкая, — увлеченный мечтами Митя даже не слышал, как ротмистр вернулся. — Фрейлина нашей новой государыни. Только представлена, а уж пожалована императорским вензелем и портретом. Кровная Знать, что тут скажешь… — и в голосе Николаева послышался отзвук терзавшей сердце Мити зависти. — Хотя в наши просвещенные времена есть ли смысл так уж держаться за Кровных? Старая Кровь слабеет…
Слышать от человека, приближенного ко двору, то же, что и от мужика-извозчика было… странно.
— За исключением государя-императора, конечно, который восстановит мощь Даждьбожичей, поколебленную чудовищным цареубийством, — поймав Митин изумленный взгляд заторопился Николаев. — Но остальные-то! У древнейших Родов Кровь Предков выдохлась от времени — вон сколько малокровных рождается. Да и то… — он понизил голос, — сколько ни называй себя Кровными Потомками, а все знают, что полнота Кровной Силы была только у древних Истинных Князей: детей да прямых внуков Великого Предка. Чем больше поколений отделяет нынешних Кровных от Истинных, тем Кровушка-то жиже, верно? Тут как с правильными браками ни старайся, все одно не поможет — уходит Сила. Со времен первых Истинных, Кия там, Щека, Лыбеди… — при упоминании первой Истинной Княгини, дочери Лели, голос Николаева стал масляным, — …бездна лет миновала! Молодая Кровь, которой Предки нас для битвы с монголами одарили, конечно, еще держится, но ведь и тем Родам уже по полтысячи лет! Не так чтоб и впрямь… молодость, если вы понимаете, о чем я, друг Димитриос. Недаром умные люди говорят, что государю следует больше полагаться не на Кровных Князей, а на нас, дворянство. Ибо кто, как не мы, истинная опора трона? Особенно в нынешние печальные времена, когда всякие плебеи тянут грязные ручонки к кормилу власти. — Ротмистр вдруг замолчал: сдается, вспомнил, что по маменьке Митя относится к тем самым выдохшимся древнейшим Родам, а по папеньке как раз к плебеям, которые тянут. Хотя руки у отца всегда чистые.
Николаев покачал головой и с искренней печалью за судьбы отчизны закончил:
— А меня государь во флигель-адъютанты не взял. Хотя чем я не хорош? Впрочем, государю виднее…
Нет, не вспомнил. Да и кто такой Митя для человека, что каждый день здесь, в Яхт-клубе, встречается с величайшими людьми современности?
Ротмистр снова повернулся к окну, провожая взглядом коляску:
— Не иначе к «Болину» поехали. Там рубиновая парюра выставлена, говорят, чудо что такое! Под двести тысяч стоит. — Николаев вздохнул и тут же оживился: — Слыхали новость? Соперник у Болина выискался, некий… — он нахмурился, припоминая, — вспомнил — Фаберже! Тоже швед из здешних — тянет их в ювелирное ремесло. Вроде бы государь его изделия на Московской художественно-промышленной выставке заметил. Поговаривают, тут же, на Большой Морской, свой ювелирный дом открывать будет, видать, Болину в пику. Хотя что имело успех в Москве, здесь, в столице, еще приживется ли? Как думаете?
Мите стоило изрядных усилий, чтоб не выпалить: «Не могу знать!» — точно как отцовские городовые. То-то позорище было бы!
— Все же господин Болин — императорский ювелир, — промямлил он.
— Именно так-с! — Николаев энергично уселся в кресло. — Ну-с, рассказывайте, как подготовка к гонке? Утрем Туманному Альвиону нос?
— Посольские гребцы очень сильные соперники.
Альвы из-под Холмов, конечно же, не станут ни с кем соревноваться (они бы может и хотели, да только все знают, к чему такие соревнования приводят). Но вот среди человеческих их подданных и даже полукровок гребля в почете, и в ней они истинные мастера. Хотя бы потому, что плавающих по воде, особенно соленой, хозяева Туманного Альвиона предпочитают не трогать.
