Господи, ну что ты сморозила? Всё, что я говорила, было неподходящим, неуместным, неправильным, я ошибалась раз за разом, но не могла придумать ничего толкового.
– Пока нет. А ты что-то знаешь?
– нет, – стушевалась я.
Конкретно я ничего не знаю. Могу только пересказать, что знают другие.
– Говори, – благосклонно произнёс Бовиус, начисто проигнорировав мои слова.
– Я правда ничего не знаю. Я вообще о мире ничего не знаю, мне сложно делать выводы.
Бовиус ничего не сказал, но по незаметно поменявшемуся выражению лица я поняла, что он мной доволен.
– Но кто-то знает?
– Ну, точно не знают. Но предполагают.
– И что же?
– Я думаю, лучше у них об этом и спросить.
– Они будут увиливать намного успешнее. Ты пока тоже неплохо справляешься, но у них годы опыта.
– Значит, я просто ничего вам не скажу, без… увиливания.
– Тоже неплохо, но не всегда подходит. Правильно подобранные уловки действуют лучше. Господин Лонхир тебя всему научит.
Я была уверена, что не выдала себя.
– Значит, его вы подозреваете?
– Его, – созналась я. Отпираться смысла больше нет, а так хоть удержу лицо.
– Не худший вариант. Основания?
– Флакон…
– Лебедь?
– Угу.
– Значит, точно он. Обидно вот так подставиться.
Ему всё равно, что ли, что меня пытались убить? Что пострадал Джон? А всё, что он скажет про преступника – обидно подставиться? Абсурд. То есть, был бы абсурд, если бы никому не причинили вреда. А так эта история давила тяжелым, безумным, остро блестящим жестоким весельем.
Мне снова стало дурно.
– Думаю, он не просто так это сделал. Он знал, что всё случится, как случилось.
– Но Джон же чуть не умер? – голос прозвучал как писк на грани всхлипа. Стыдно.
– И не умер только потому, что для джиннов яд не смертелен. Зато для людей – очень даже.
Теперь смутные подозрения оформились вполне чётко. Меня затрясло. Меня хотел убить мой наставник. Я не могу так, я не пойду на уроки! Я хочу домой.
– А наставника можно поменять? – робко спросила я, заранее вжимая голову в плечи.
– Нельзя. Это не от тебя зависит. Даже не от меня.
И что мне теперь делать? Я не знаю, что мне теперь делать, мне нужна помощь! Я не могу справляться одна.
– Можно навестить Джона?
– Пока нет, он ещё в тяжёлом состоянии. Зайди к нему завтра. И я бы не советовал подозревать господина Лонхира, подумайте ещё. Его замыслы обычно сложнее, чем просто убийство. Тем более, неудачное.
Кстати, об этом.
– Почему он это сделал?
– Потому что нельзя раскрыть несовершённое преступление. Никто из вас двоих не решился бы рассказать, да вам бы и не поверили. И наш убийца попытался бы снова. Джон предпочёл известное зло неизвестному и правильно сделал.
– А зачем кому-то вообще убивать? Я же… ну…
– Оружие, которое с таким трудом принесено в наш мир? Да, так и есть. Честно тебе сказать, я не знаю, зачем им это. Знаешь, почему чем старше личность, тем сложнее ею управлять? Потому что у взрослых, особенно у тех, кто находится в Штабе, разум закостенелый и зачастую уродливый, поэтому найти ключ, который его сломит и заставит следовать за тобой – на грани невозможности. Для этого нужно понять его намерения и пути их достижения, а это…
– Почти невозможно.
– Именно. Понимаешь, о чём речь?
Я осторожно кивнула, попутно оценивая, поняла я или нет.
– Хорошо. Что ты теперь будешь делать?
– Пока ничего. Пойду к себе, ещё раз подумаю, убью время до вечера. А завтра зайду к Джону, спрошу, что произошло.
