Теперь Джонатан смотрел на меня пристально и внимательно, что не было шанса скрыться от этих глаз, что-то спрятать и оставить для себя. Казалось, он понимал, о чем я говорю.
– Ты права. Это такое точное описание моих чувств, что я не знаю, что сказать.
– Да тут и не надо ничего говорить. Я тоже не знаю, что тебе сказать. Это твоя жизнь. Ты сам должен решить, что для тебя важнее. Твое душевное спокойствие или спокойствие человека, которого ты «приручил». Помнишь у Экзюпери?
– «Мы в ответе за тех, кого приручили», – обреченно цитировал он.
– Ну, да, – со вздохом произнесла я.
– И как поступила ты? – Натан опустился на кровать и немного успокоился. Морщинки на лбу расправились, руки опустились на колени, а в глазах появилось привычное тепло и никакой настороженности, что давало уверенности продолжить разговор.
– И я ушла.
Он поднял брови и наклонил голову. Удивился? И что тут удивительного. Ведь я ушла из-за тебя, но ты никогда об этом не узнаешь, потому что и не надо об этом знать.
– Я не уверен, что я… – почесал затылок Джонатан.
– А я и не говорила, что тебе надо сделать то же самое. Просто у меня было достаточно времени, чтобы решиться на этот шаг.
– Да… – задумчиво произнес он.
– Джонатан, – его имя вырвалось из меня с таким чувством, что я невольно посмотрела на реакцию парня, который внимательно слушал меня. – Зря ты обсуждаешь это со мной, а не с родными или друзьями. Они знают тебя лучше, любят тебя, знают вас и… Я вообще не имею права тебе что-то советовать, потому что…
Мне вдруг захотелось сказать ему, почему я здесь, зачем говорю с ним, почему мне хотелось приехать в Лондон. Мне хотелось рассказать ему, какой он хороший, да просто открыть глаза и рассказать, какой он. И я готова была, пока он не остановил:
– Я понял тебя. Спасибо, – выдохнул он. И я, если честно, тоже поняла, что все остальное лишнее. – Спасибо, что не раздула скандал и помогла маме. Семья для меня многое значит.
– Да, – я улыбнулась. Все так логично в его словах и никакой чувственной подоплеки, в отличие от меня. В горле опять образовался комок. – Еще не совсем, но в этот раз, наверное, все решится.
– Конечно, так и будет, – закивал головой он. – Хочешь, я расскажу, что говорит о тебе мама?
Я пожала плечами.
– Расскажи, если хочешь, – равнодушно ответила я. Мне бы было куда интересней узнать, что думаешь ты обо мне. – Ты не против, если я прилягу?
– Нет, конечно. Может, мне уйти? Я и так достаточно времени у тебя отнял.
– Нет, – запротестовала я, испугавшись, что это, возможно, последний и единственный наш такой искренний разговор. Мне хотелось продлить отмеренное нам время, хотелось слушать его, ощущать, что он рядом и что его интересует то, что я думаю.
Я перебралась на кровать, взяла подушку, обняла ее и легла, вытянув ноги. Голос Джонатана был такой глубокий и низкий, такой знакомый и родной, похожий на музыку, которая успокаивает и убаюкивает одновременно.
– Мама говорит, – начал Натан, – что ты похожа на одну из сказочных героинь и…
Слова начали терять смысл, веки сомкнулись, а я так и не узнала, на кого больше похожа – на жертвующую собой Русалочку или спрятанную от чужих глаз Рапунцель. Одно я могла знать наверняка, что сказки случаются только во сне, где принц никогда не попросит у тебя совета, как ему быть со своей девушкой. Где он просто притянет тебя к себе и оставит нежные поцелуи за ушком. Но это был всего лишь сон.
