– Тут недалеко болото. Я ж говорила, что жару не переношу, как и мои предки. Они вот и выбрали место попрохладнее.
Прошли мимо крохотных, полуразвалившихся сооружений, похожих на курятники.
– А это что? – поинтересовался Самсонов.
– Это? Это для приезжих. В начале зимы их привозят, вот они и живут здесь.
«Почему в начале зимы»? – мысленно изумился он. «Да ещё в таких конурах, без окон и дверей, с прогнившими крышами»….
Его мысль перебила женщина:
– А в начале зимы у нас очень хорошо. Вы ведь ни разу не бывали у нас в начале зимы?
– Нет, не бывал.
– А то, что они живут в таких условиях, – это не беда. Им поначалу всё равно, – хоть дворец, хоть сарай.
– Но ведь…
– Вот и дом, – перебила она, указывая указательным пальцем той руки, в которой держала чемодан. «Видимо для нее этот тяжеленный чемодан вообще ничего не весил», – подметил он.
Это было почерневшее деревянное сооружение из двух этажей. К двери второго этажа вела крутая лестница с перилами. Вплотную к дому подступали деревья с густой, тёмно-зелёной листвой. Древний колодец с почерневшим от времени бревенчатым срубом. На длинной оглобле «журавля» с одной стороны на ржавой цепи болталось погнутое старое ведро, а на другом конце «журавля», прикрепленный проволокой, полуметровый кусок ржавой рельсы.
Глядя на дом, Самсонов непроизвольно представил избушку Бабы-Яги. Казалось, что это деревянное, неуклюжее сооружение, вот-вот, поскрипывая, поднимется на огромных курьих ногах и закудахчет.
– Этому дому очень много лет. Красавец, не правда ли?
– Да-а, и я тоже в красивом доме живу, в девятиэтажном, с лоджией, – зачем-то похвастался Виктор Сергеевич.
– Что вы, товарищ писатель, ваш дом ни в какое сравнение с моим не идёт. Этот дом дышит и шепчет по ночам голосами моих предков. В нём чудеса живут. Здесь когда-то было настоящее болото, а теперь не болото, а так, лужа. – Женщина тяжело вздохнула и поставила чемодан.
– Давайте знакомиться. Я – Снежана Морозова.
– Виктор Сергеевич Самсонов, – представился он. – А отчество ваше как?
– Никак. У меня не было отца, меня матушка в снегу нашла.
«Шутница, в паспорте надо обязательно отчество указывать», – мысленно заметил Самсонов.
– Какие паспорта? О чём вы говорите?
– А я ничего и не говорил, – удивлённо приподнял брови Виктор Сергеевич.
– Ах – да, я совсем забыла. Вы знаете, последнее время я стала иногда заговариваться, но это бывает редко. Пусть вас это не удивляет, моя старость, она всегда своё навязывает. Как-никак, уже девятый десяток стукнул.
Самсонову послышалось пятый десяток, и он запротестовал:
– Ну что вы, в такие-то ваши годы, говорить о старости, – это просто смешно.
– Спасибо за комплимент, а я уж думала…. Поднимайтесь за мной. Я живу на первом этаже, там попрохладней, а вам в самый раз будет наверху.
Я уверена, что вам здесь понравится.
Называть её просто Снежаной, не по отчеству, Виктор Сергеевич как-то не смел. «Всё-таки женщина, а не девушка». Выяснять имя её батюшки, которого, как она сказала, у неё не было, он не стал. «Завтра уедет и дело с концом».
– Да, завтра улетаю, товарищ писатель. А отца у меня и в правду не было, и маму тоже в снегу нашли. Сначала она была мертвой, а потом ожила.
От такой мистической информации у Самсонова по спине пробежали мурашки. И еще он стал ловить себя на том, что она, уже в который раз, разговаривает с его мыслями. Поднявшись по шаткой, полусгнившей лестнице, они оказались на маленькой лестничной площадке. Хозяйка толкнула незапертую дверь.
