– Буду премного благодарен, – кивнул в сторону хозяина дома Курекин. – Но запашок всё-таки идет от бумаги странный…
В комнате установилась зловещая тишина. Все смотрели на пакет с посланием, как на живое существо, способное выкинуть любой фортель. Неожиданно тишину нарушила Ольга Михайловна, сначала прикрывшая рот ладошкой, потом вскрикнувшая, а затем начавшая сбивчиво говорить, что для неё было нехарактерно.
– Боже мой! Пётр Васильевич! Чеснок! Горчица! А не хотят ли вас отравить?! Точнее, не вас, а Севастьяна Андреевича! Но ведь конверт в итоге вскрыли именно вы! Боже мой!
– Оленька, успокойся, дорогая, – дрогнувшим голосом произнес Радецкий. – Что ты имеешь в виду? Почему такие простые запахи тебя напугали?
– Герман, я как раз намедни читала про новейший яд, полученный в Германии. Он быстро просачивается через бумагу, не оставляя следов! Пахнет еле уловимо. Именно чесноком и горчицей! Стоит прикоснуться к пропитанному им листку и в течение двенадцати часов человек умирает. Никто не может понять отчего, так как проходит слишком много времени с момента отравления! Пётр Васильевич, не прикасайтесь ни к чему! Особенно к лицу и глазам! И давайте срочно вызовем врача!
Надо сказать, Курекин отнесся к словам Ольги Михайловны с определённым скепсисом. Он осознавал опасность и понимал, что на Бобрыкина вполне могли покушаться. Но в его голове к тому моменту уже выстроилась весьма стройная картина: банкира приглашают в Англицкий клуб и там убивают. Отравить при помощи приглашения на суаре непонятного свойства? Нет, следователь про это даже не думал. В пакетик, на всякий случай, он спрятал возможные улики. Сличить почерк, манеру письма – да мало ли что пригодится…
Тем не менее, Пётр Васильевич непроизвольно вытянул руки, чтобы случайно до себя не дотронуться. Гости отошли от него на приличное расстояние. Они, в отличие от следователя, сделали это «произвольно», восприняв слова Радецкой серьёзно.
– У вас руки слегка покраснели, – испуганно пробормотал Фёдор. – Ваше благородие, может доктора, как советует дама? – от страха он позабыл имя хозяйки, отчего глаза его сделались еще больше.
– И правда, Пётр Васильевич, от греха подальше, – поддержал помощника следователя Герман, – позвольте предложить вам экипаж. И я вызову к вам домой своего доктора. Очень опытный человек. Участвовал в японо-китайской войне года четыре назад на стороне Китая. Он тогда изучал китайскую медицину и решил, что на поле боя сможет успешно применить свои знания, излечивая раненых. Если это отравление, лучшего врача вам не сыскать, Пётр Васильевич. И не мешкайте, пожалуйста. Поезжайте. Только адресок ваш напомните.
Если бы Курекин был актером, а не следователем, то сейчас мог бы начать выступление. Гости стояли амфитеатром вокруг стола, по другую сторону которого, вытянув руки, расположился следователь. Слуги выстроились вдоль стены, образуя своеобразную галёрку. Сходство усугублялось тем, что им также, как на дальних местах в театре, видно происходящее было плоховато. Следовало бы убрать со стола и подавать горячее, но отсутствие указаний от хозяина дома заставляло слуг оставаться в столовой и не шевелиться. Ваня, собиравшийся пройтись с вином, дабы долить в опустевшие бокалы благородного напитку, тоже застыл у буфета.
– А знаете, – нарушила тишину Ольга Михайловна, – я велю принести вам перчатки Германа Игнатьевича. Иначе вам затруднительно будет передвигаться, ни к чему не прикасаясь. Ваня, будь любезен, ты знаешь, где они лежат.
