Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти - страница 3

– Откуда знаешь? – Луис, ошарашенный ответом, чувствовал, как его забирают слова слепого. Прозорливость старика беспокоила и оставляла на душе тяжелый осадок.

– Ну вот, мы и подобрались к сути,– глухо ответил он,– может, я хоть из тебя, Рипозо, сумею, наконец-то, вытряхнуть тайну Vacero. Где я могу найти эту тварь?

– Э-э! Не торопись заседлывать коня, белый. Твоя решимость и голос воина нравятся мне. Ты прям и чист, как стальное лезвие ножа; твой помощник не может похвастаться этим, но ведь я сразу сказал тебе: расскажу лишь то, что знаю…

– Как это понимать? Я дал тебе хорошую цену за твою болтовню!

– А я дам тебе хороший совет, сынок,– индеец поманил пальцем драгуна, и, когда тот придвинулся, шепнул:

– Рубить ЕГО надо только по шее…

– И это всё, что ты мне хотел сказать?

– Это немало. Ты думаешь, Рипозо старый дурак и по-прошайка?

– Старый – да. Попрошайка – возможно, но не дурак.– Индеец благодарно улыбнулся и упрямо повторил: —Только по шее… Запомнил? Повтори. Мне показалось, что ты произнес «да»…

– Да, да! – нервно откликнулся де Аргуэлло, ощущая себя полнейшим глупцом.– Но с чего ты это всё взял? И почему я должен верить бродяге? А может, тебе всё приснилось спьяну?

– Слепой не может видеть снов, амиго. И вот почему ты должен мне верить: я мщу за тьму моих глаз. Я люблю эту землю, но мне никогда не суждено больше видеть ее.

Тиберия в каком-то судорожном огне обмакнула пальцы в глиняную чашку, полную цветочного меда с перетертыми листьями женипапо14, и провела ими по его рту, шее, плечам, животу… Потом припала губами к желанной плоти и жадно, со стоном принялась покрывать Луиса горячими поцелуями.

В ее крохотной спальне, куда еще утром пожаловал незадачливый Риос, сейчас крепко стоял запах сигарного дыма, пота и перечной страсти.

– Еще, еще, еще! – она, срываясь на визг, кусала губы, боясь своими криками разбудить дом старого Лопеса.

– Громче, это меня возбуждает! – яростно сбрасывая покрывало на пол, прорычал Луис и нетерпеливо раздвинул ее смуглые бедра. С пульсирующим безумием, зарождающимся где-то в глубине естества, он продолжал настойчиво, уверенно и ритмично наполнять ее собою.

Тиберия бешено извивалась под ним, плакала, хохотала, забрасывала ноги на сырую от пота спину, впиваясь пальцами в его жилистые, перевитые мускулами руки, и заполошно, точно в сладком бреду, шептала:

– Укуси, укуси меня! Сделай мне больно!

И он кусал ее, зарываясь руками в черные пряди, скользил губами и языком по напряженно откинутой шее, вздрагивающей груди и бедрам.

– Не могу, не могу, не могу больше! – раздирая ногтями его лопатки, она в иступлении замотала головой и, вдруг обмякнув всем телом, задрожала.

Минуло полчаса, а быть может, и более, прежде чем руки Тиберии обессиленно соскользнули с покрытой испариной шеи Луиса. Он перевернулся на спину, а она в ленивой истоме сомкнула ноги и натянула прохладную простынь до груди.

– Ведьма,– сдавленным голосом в блаженном забытье выдохнул капитан, всё еще ощущая горячую пустоту в голове и теле.– А с тобой оказалось весело.

– Ну, и как я тебе год спустя? – тихим грудным голосом поинтересовалась мулатка.

– Лучше, чем думал… – закрывая глаза, произнес он, представляя рядом с собой Терезу.

– Эй, кабальеро? – она нежно укусила его в плечо.—Ты только не спи, слышишь? Разве ты не хочешь еще позабавить меня, дорогой?

Она игриво откинула белую простынь ниже своих стройных бедер. И Луис поневоле не мог оторвать взгляда от манящего тайного места, которое в свете луны, казалось, подмигивало ему, словно греховный глаз.