Городские, петербургские впечатления последующей зимы дополняют и оттеняют деревенские впечатления лета. Там, в глубинном земельном пласту – сознание неизбежности громадного сдвига, ожидание небывалого перелома. Здесь, в «культурном» городском слое, в «интеллигентских» кругах литературы, искусства, общественности – полное непонимание исторического часа, запах гнили и тления.
Эта книга моя – деревенский и городской дневник, печатавшийся на газетных столбцах («Русских ведомостей») из недели в неделю летом и зимою предреволюционного года. И если я соединяю теперь эти разрозненные листки, то, конечно, только потому, что считаю даже случайный материал той эпохи – материалом историческим. Ценен он не сам по себе – цену и вес придает ему предгрозовая дата: «1916—1917 годы».
Еще одна источниковая подгруппа – литературные рецензии. В этом жанре Иванов-Разумник работал всегда, с самого начала своей литературно-критической карьеры и практически до самой эмиграции. Рецензии, кроме того, что в них отражены мировоззренческие установки автора, дают возможность выявить круг профессионального общения Иванова-Разумника, степень интенсивности сотрудничества в разных изданиях и, значит, степень востребованности. Характер самих изданий, в которых Иванов-Разумник помещал свои рецензии или вел целые литературно-критические разделы, указывает на политические, если не пристрастия, то, по крайней мере, симпатии критика. Так, например, в период с февральской революции и в первые годы после Октябрьской он работал, и очень много, только в левоэсеровских изданиях, а со второй половины 20-х годов крайне редко, под псевдонимами, без идеологической нагрузки, коротенькие рецензии появлялись в специализированных литературных журналах.
Таким образом, наблюдение хотя бы только за этой группой работ Иванова-Разумника позволяет предположить, что творчество его, даже и литературно-критическое, было жестко идейно и политически направлено. Круг авторов, характер критикуемых произведений, оценки, которые этим произведениям выставлялись, обязательно связаны (если оставить в стороне чисто литературную часть критики) с выяснением того, дорос или не дорос писатель до понимания ценности индивидуализма или принятия имманентного субъективизма в качестве единственно верной мировоззренческой основы; совпадают ли взгляды писателя на революцию, на роль искусства в революции, на социализм в том виде, в каком его понимал наш критик, и так далее, с его, критика, представлениями.
Таким образом, и критическая деятельность Иванова-Разумника в значительной части была для него поводом не просто озвучить и даже пропагандировать и тиражировать свои взгляды, но именно проповедовать их, учительствовать.
Информационную нагрузку несет не только текст, но и то, как рецензии подписаны. Кроме того, что очень часто встречается подпись инициалами или разные варианты сокращенного написания имени и фамилии, нередки и псевдонимы, и они бывают весьма показательными. Сопоставив биографические данные с фактами появления псевдонимов, можно сделать определённые выводы.
Например, с 1912 года по возвращении из европейского турне Р. В. Иванов (приставка Разумник к фамилии – все тот же псевдоним) использовал псевдоним «Скиф» в журнале «Заветы», что явилось отражением впечатлений от поездки. Встречаются и псевдонимы нейтрального характера. В том же журнале, например, он подписывался псевдонимом Р. Новосельский (указание на смену места жительства). В 1920 году в журнале «Книга и революция» он подписал свои литературные рецензии псевдонимом Тугарин. В 1925 году в сборнике статей «Современная литература» рецензия «Взгляд в нечто» подписана псевдонимом, заимствованным из «Горя от ума» (как, собственно, и название самой рецензии) – Ипполит Удушьев. После 1925 года можно встретить вновь псевдонимы только нейтрального характера – Р. Разумовский, упомянутый Р. Новосельский, Р. Корсаков.
