Это оказалась Пушинка.
Белой, как крыло голубки, рукой она подобрала с пола пучок сена и протянула его к морде ближайшей лошади.
– Его зовут Отто, – сообщил П. Т. – Он приходил первым на скачках в Ньюмаркете, потом трижды в Солсбери – это всё в Англии. И потом два раза подряд в Хенрайко – это уже в Америке, штат Виргиния.
Девочка не ответила, продолжая протягивать Отто сено. Но Отто явно не проголодался.
– Скачки – это такие лошадиные соревнования, – пояснил П. Т.
Некоторое время они молчали: девочка наблюдала за лошадьми, П. Т. делал вид, что работает.
– Может, поднапряжёшься, молодой человек? – сказал наконец Гидеон. – Так ты меня только щекочешь. Нужно тереть со всей силы, чёрт побери!
П. Т. рассмеялся.
– Ты прав, извини!
– За что извинить? – спросила Пушинка. Если её волосы были зелёными, а сапожки розовыми, то голос, чистый, почти звенящий, цветом напоминал прозрачную воду. Она говорила, смущенно потупившись, не глядя на П. Т.
– Это я не тебе, это ему, – ответил П. Т. непринуждённо, как нечто самой собой разумеющееся, словно каждый скаковой конь кентуккийской породы запросто может говорить.
Пушинка только смущенно улыбнулась в ответ.
– Я знаю, это может показаться странным, но, уверяю тебя, – настаивал П. Т., – Гидеон разговаривает! По крайней мере, со мной.
– Гидеон?
– Да, так его зовут. А меня – П. Т. А ты Алиса, да?
Алиса равнодушно пожала плечами и отвернулась, пытаясь соблазнить Отто пучком сена.
– А я не отказался бы от сена, – сказал Гидеон.
– А Гидеон не отказался бы от сена, – повторил за ним П. Т.
– Это он сам тебе сказал? – спросила Алиса, явно в шутку.
– Ага.
Пушинка поднесла пучок к морде Гидеона, который ухватил сено губами и съел с большим аппетитом.
– Видишь? – довольно произнёс П. Т.
– Он хочет ещё? – спросила Алиса.
– Нет, спасибо, – ответил Гидеон.
– Нет, спасибо, – передал П. Т.
Алиса собрала ещё сена и поднесла ко рту Гидеона, но тот отвернулся, вежливо отказываясь.
– Видишь? – повторил П. Т.
– Это ничего не доказывает.
– Как скажешь.
В роще поднялся ветер, и к тихому ржанью и цоканью лошадиных копыт добавился влетавший в конюшню шелест листьев. Низкое солнце осветило пол и стены денников тёплым, мягким, дрожащим светом.
П. Т. остановился и прислушался. Хотелось, чтобы этот идеальный, неповторимый момент длился вечно.
– Я видел, как ты вчера летала, – наконец сказал он.
Она кивнула.
– Я всего лишь танцевала.
– Ты летала. Ты парила в воздухе. Я видел.
– Да, но я просто танцевала.
– Как бы там ни было, у тебя отлично получается.
– Откуда тебе знать?
– Просто знаю.
Алиса улыбнулась, застенчиво, словно ещё не привыкла улыбаться.
– Ты здесь работаешь? – спросила она.
– Я работаю конюхом. Вернее, помощником конюха. Но это временно. У меня другие планы, грандиозные планы на будущее.
– Правда?
– Разумеется!
– Какие?
– Пока не знаю. Но я точно не буду помощником конюха!
– Тебе не нравится эта работа?
– Просто мне не хочется этим заниматься.
– Оно и видно. – Нервно заржав, Гидеон отбил копытами по воздуху и наступил в собственный навоз.
* * *
Одно было ясно: Алиса Петтигуфер любила танцевать.
Танец захватывал её. Она отдалялась от остального мира, отдаваясь танцу самозабвенно, всей душой и телом, всеми мыслями. Танец был укрытием, защищавшим её от любых опасностей. Её личным укрытием.
Алиса была не из тех девочек, которые много о себе рассказывают. Она никогда по-настоящему не доверялась никому, кроме своей матери – единственной, кто её понимал. Но теперь матери, как и остальной семьи, не стало, они существовали только в воспоминаниях, которые причиняли ей боль. Мир уже не казался таким прекрасным, ведь некому было её защищать, любить и утешать. Он стал чужим и оскалился острыми, как у Моисея, зубами.
