– И приплыли сюда, – просто закончил родственник, вместо стушевавшегося Жуана.
– Верно… – одобрил капитан, заметив улыбки подчиненных. – Мы терпели большие лишения… – возвысил голос Карвальо и опять осекся.
– Пригласите священника прочитать им проповедь, – предложил Альбо, когда пауза неприлично затянулась. – Они все равно ничего не поймут.
– Пусть Пигафетта переведет! – велел Баррутиа.
– Найди красивые слова, – попросил Карвальо. – Упирай на силу флота. Они тут развели слонов… Эка невидаль! Если потребуется, мы разнесем город в щепы!
– Сильно не пугай, – попридержал писарь летописца, – а то не поверят. Пигафетта вышел вперед, поклонился старейшинам, стал спиною к Жуану.
– Мы пришли к вам с миром, хотим честно торговать, – сказал ломбардиец владельцу джонки, а тот растолковал смысл речи подданным Сирипады. – Нам надо запасти продовольствие и воду, починить корабли, – кратко закончил он к неудовольствию Жуана.
Тот хотел отчитать толмача за искажение своей речи, но не успел. На палубу из пироги подняли поднос с жасминовыми и апельсиновыми цветами, посреди которого возвышался кувшин с маленькими стаканчиками. Прислужники старейшин наполнили их чистой прозрачной жидкостью, поднесли Карвальо и офицерам.
– Что это? – не понял Жуан. – Пальмовое вино?
– Рисовая водка, – объяснил мавр-судовладелец.
– Ты же говорил, будто они чтят Магомета?! – не поверил Карвальо.
– Коран запрещает крепкие напитки, но на острове забыли некоторые правила поведения.
– Ух, как жжет! – хлебнул из поднесенного стаканчика Баррутиа и часто с непривычки стал глотать слюну. – Походит на неразбавленный французский коньяк.
– Цветы, чтобы занюхать? – опустошив стакан, спросил Альбо.
– Они – символ мира и добрых помыслов, – пояснил мавр.
– Крепкий настой, – поперхнулся Жуан, – наше вино лучше.
– Как оно называется? – выведывал Пигафетта, собираясь испробовать вкус подарка.
– Арака, – четко произнес мавр, отказываясь от протянутого слугою стаканчика.
– Арака, – довольно закивали головами посланники Сирипады. – Арака! – и они причмокнули губами.
Меж тем кое-кто из моряков успел отведать по второму стаканчику.
– Посмотри, Антонио, она совсем не имеет цвета, прозрачна, как вода! – восхищался повеселевший писарь. – Внутри тела тепло и приятно.
– Надо больше выменять рисовой водки, она спасет от недугов, – кто-то советовал капитану.
– Налейте мне еще! – просил другой.
Опьяневшие офицеры забыли о важности момента, шумно обсуждали достоинства напитка. Довольные ходом переговоров послы сидели вперемешку с ними на ковре, размахивали руками, лезли обниматься. Каждый требовал у толмача перевести своему соседу слова восхищения нахлынувшей любви.
Матросы и солдаты с завистью глядела на офицеров. Маленький Хуан Карвальо пытался прошмыгнуть мимо стражников, охранявших лестницу с палубы на корму. Рядовым членам экспедиции достались только фрукты да опалявший небо бетель. Они подражали гостям, жевали его, плевали за борт красную слюну. То не кровь сочилась из десен, – сок острой приправы жег язык, раздражал горло.
– На ваших судах много рабов? – поинтересовался тучный посол с серебристой курчавой бородкой, спускавшейся на белое шелковое платье.
Он лениво поднял руку и жирным коротким пальцем, украшенным грубым массивным золотым перстнем, указал в сторону мальчика, уговаривавшего солдата пропустить его к отцу.
– В нашей стране нет рабства среди христиан, – гордо произнес Карвальо, сидевший рядом с ним. Он захмелел и спустился с трона на ковер. – Мы все свободны.
