* * *
Прошел день, второй, третий. Корабли одиноко покачивались на рейде, дожидались позволения князька начать торговлю. Многочисленные лодки, вдоль и поперек пересекавшие гавань, сторонились эскадры, чтобы не навлечь гнева властей. Привезенным курам свернули головы, козам перерезали горла, а новых продуктов не было. Доедали старые запасы, экономили. Собирали с небес питьевую воду, даруемую Господом один, а то и два раза в день, после изматывающей жары или душной тропической ночи. Жадно глотали мутную серую жидкость, не успевшую отстояться в бочонках. От голода и скуки ловили на обманку рыбу. Сутки удлинились вдвое, солнце замедлило ход, песок в часах отсырел, чуть сыпался в смежную колбу. Тени прилипли к расплавленной смоле палуб. Невыносимо томные ночи, зацепившиеся за кроны пальм и увязнувшие в непроходимых джунглях, мучили до рассвета. Юнги звонко отбивали склянки, сзывали народ на утренние и вечерние молитвы, ставшие единственным развлечением на задремавших судах.
Первые дни много спали, отдыхали за прошлые недели, копили силы впрок. Затем пришла бессонница с глухими разговорами, молитвами, ссорами. Спорили из-за места на палубе, где можно лежать не потревоженным, где не пройдут по телу ногами, не свалится на голову лопнувшая снасть. Ругались из-за выигрыша в кости, а то и просто от безделья, когда нервы напряжены ожиданием.
Честно говоря, дела не исчезли и заботы прибавились. Гроза изрядно потрепала «Викторию», но для ремонта требовалось высадиться на острове в укромном месте, запастись хорошей смолой, вытащить каравеллу на песок, просушить, проконопатить, обдать дымом кишевший насекомыми матросский кубрик. Да и у офицеров в каютах было не лучше.
Злость и раздражение вымещали на клопах, тараканах, мышах, крысах. Их злорадно вылавливали, нещадно истязали, вырывали ноги, выдергивали усы. А они прибывали то ли с продуктами, то ли плодились в закоулках трюмов, теснили людей, доводили до отчаяния. Не помогал даже запах серы, насквозь пропитавший жилые помещения и хранилища.
На стоянках после отдыха Магеллан придумывал командам занятия, сохранявшие дисциплину, поддерживавшие в порядке суда. Карвальо предпочитал безделье упорному труду. Зачем расходовать силы, когда некуда спешить? Когда события развиваются не по твоей воле и ничего не остается, как ждать. Впрочем, Жуан был не хуже других капитанов, бороздивших моря и океаны.
* * *
Когда жара спала и тени каравелл стали похожими на плывущие деревья, к флагману причалила шлюпка «Виктории». Эспиноса и Элькано вскарабкались по веревочной лестнице на палубу, где их встретил Карвальо со своим родственником.
Легкий бриз дул с океана, волны таяли у берега.
– Пойдем в каюту или поговорим наверху? – спросил Жуан офицеров.
– Посидим под навесом, – сказал Гонсало, с удовольствием разглядывая знакомый корабль, на котором он жил и сражался вместе с адмиралом. В груди приятно защемила тоска.
Они поднялись на дек, уселись за стол, помнивший шумные советы под руководством Магеллана. Внизу за кормой плескалась вода. Постукивали шарниры заклиненного руля. Поскрипывали мачты, словно уложенные под шпорами золотые монетки жаловались на давивший их груз.
Над головами кричали невидимые из-под навеса чайки, лениво хлопали вымпела. Бряцало железо – оружейники чистили доспехи. Из трюма вычерпывали скопившуюся под пайолами жижу выливали за борт. Прозрачная голубая поверхность воды мутнела, возникали жирные пятна, радужно расцветавшие в лучах заходящего солнца.
