– Прибережем его на крайний случай, – решил Баррутиа. – Мы успеем поднять шум и удрать из гавани, а сейчас сеньор Элькано прав – нужно набраться терпения, подождать несколько дней.
– Может, пошлем на берег людей выменять продукты? – отбросил пиратские планы Карвальо.
– Рискованно, – усомнился капитан «Виктории». – Здесь без приглашения в город не входи!
– Если вновь приплывут послы и предложат встретиться с властителем, ты отправишься во дворец? – спросил Карвальо.
– Почему я? – не заметил подвоха альгвасил.
– Один из нас должен сделать это, – глядя ему в глаза, произнес капитан.
Испанец не выдержал испытания, опустил голову. Чайки низко кружились над каравеллой, плавно взмывали в высь, ныряли в волны. Эспиноса медлил с ответом.
– Что скажешь? – альгвасил обернулся к своему кормчему.
– Я поеду, – заявил Элькано.
– Тогда и я с тобой, – кивнул Гонсало.
– Это хорошо, – обрадовался Карвальо. – Я не сомневался в вашей храбрости.
– Сеньоры поужинают с нами? – пригласил писарь, давая понять, что деловая часть совета закончилась.
– У тебя хороший помощник, – холодно промолвил Эспиноса и направился к лодке.
– Останься! – попросил Карвальо Элькано.
– Не могу, – кормчий поспешил за капитаном.
Баррутиа приподнялся, но Жуан задержал его.
– Ты слишком много берешь на себя, – отчитал он родственника.
– Я хотел помочь тебе, – смутился писарь.
– Не ровняй себя с Эспиносой. Он – дворянин и капитан, а ты…
– Я запомню совет, – высвободил руку Баррутиа. – Позволь проводить гостей? – и, не дожидаясь ответа, направился к лестнице.
* * *
На седьмой день утром дозорные заметили у берега оживление среди туземцев. Где раньше плотной стеной стояли лодки, коробились жесткие паруса залетных джонок, образовался широкий коридор, сквозь который желтел песок главной улицы, ведущей к дворцу властителя. К морю спустилась торжественная процессия, люди у кромки воды ждали праздничных пирог. Яркими тюльпанами на ветру колыхались шелковые одежды, белыми лилиями застыли тюрбаны на головах. Суетились полуголые рабы, воины копьями отгоняли народ от послов.
Вскоре не с воды, а с берега появились пироги. Их несли на плечах гребцы, плотно выстроившиеся в линии из нескольких десятков человек. Роскошные лодки проплыли над головами, замерли на мгновение и одновременно, под крики восхищенных зрителей, легли на блестящую гладь залива. Команды запрыгнули внутрь, начали вычерпывать набравшуюся воду. Товарищи вместо якорей удерживали суда на месте. Слуги перенесли послов в пироги. Музыканты ударили в барабаны и литавры.
Под грохот оркестра флотилия из трех пирог и дюжины альмади прошла через коридор на чистую воду. Здесь они перестроились, пропустили вперед судно с придворными – самое крупное и богатое, с флагом Сирипады и павлиньими перьями. За ним плыли изрядно шумевшие диковинными инструментами сопровождавшие лодки, уступавшие ему красочностью нарядов и количеством гребцов. Чудный кортеж замыкали челноки – обычные рыбачьи посудины.
У каравелл эскадра разделилась на две части, обошедшие испанцев с севера и юга. Островитяне окружили «Тринидад» с «Викторией» кольцом, добросовестно стучали в барабаны, звенели литаврами, издавали звуки, далеко разносившиеся по заливу.
С флагмана приветственным салютом ударили пушки. Мавры со страху попадали в пироги, некоторые сиганули в воду и вплавь отправились назад. Оркестр смолк, лишь нестройные крики моряков, обрадовавшихся гостям и надеявшихся досыта поесть, прерывали тишину. Послы заметили, что от выстрелов никто не пострадал и что на каравеллах рады их прибытию, осмелели, приказали грянуть божественной музыке.
