– Лил, я устал уже… это, конечно, забавно, катарсис и прочее.
– Ну подожди, еще не все, тигренок еще чуть-чуть… как говорил Багратион, «тяжело в ученье – легко в бою»5, – продолжала капризничать Лил.
– Еще одно маленькое испытание, ты выдержись, мой ненаглядный. Ой, смотри-смотри на стволе древа проступила смола, эта патока уйдет в землю, – Лил, улыбалась и вновь манила его своим нежным лоном, – не позволь ей истечь бесследно – напоись ей, слижи её нежными прикосновениями губ и языка своего, мой бенгальский тигр.
Гум, не менее удивленный, понимая, что, похоже, выбора нет, и Лил на каком-то фантастическом подъёме, снова готовый разделить участь бенгальского тигра на сей раз, подался к её нежнейшему лону, орошая его долгим ласканием.
– А-а, а-а-й… нет, Гуми не так, совсем не так, ты слизываешь как корова, «корова языком слизала», – это все про тебя, глупыш.
– А как нужно на этот раз? – уже терял терпение Гум.
– Язычок должен быть остреньким и твердым как жало, понимаешь, такой нежный хоботок, и останавливайся чуть повыше, там есть такая маленькая рюшечка, останавливайся на ней непременно, хорошо, придавливай ее губами и слегка прикусывай, только не переусердствуй… да, и что ты такой непонятливый, все тебе нужно объяснять как младенцу, научись слушать женщину.
Гум, проглотив и эту пилюлю, словно приговоренный принялся за ласкания вновь. Он бороздил и бороздил сочащее лоно словно затерявшийся в волнах ялик, носом и кормой уходя глубже, потом поднимаясь на поверхность; Лил запустила пятерню ему в волосы, поглаживая их, она лежала тихо, будто мечтая, о чем-то далёком, о своем прошлом, может быть, задумчивая и спокойная на этот раз, лишь изредка приговаривая, – ты мой хороший… ты мой хороший…
Лил, я расскажу тебе о дапертутто
Вот уж не думал, что эта история каким-то мистическим образом всплывет, однако, бывает, в тени каштанов; да, в тени каштанов Лил, вверив слух полуденному пению птиц, щюрит глаза, Солнце всегда ей казалось некоторым недоразумением, как, вопреки, тень занимала больше, соотношение тени и света, ведь баланс существует иначе было бы.. несправедливо? В какой-то миг разучаешься внятно доносить мысли до собеседника, крах рассудка символизирует это рачительно и неотложно, привычные мысли кажутся нелепыми, а слова их выражающие больше не слетают с языка, они словно перемешались в темном мешке памяти и выскакивают невесть в какой последовательности, и в этих смешениях нам, да, нам великим докторам психоанализа приходится работать…
– Чем это ты там занят, дорогой, – Лил прервала щекотливый поиск вопросом.
– Ах, ты напугала меня, ты появляешься как коварная кошка, Лил, я пишу новую историю о дапертутто!
– Ого, звучит величественно, хих, и что на какой стадии? Дай почитать, она облизнула большой палец, он был выпачкан в шоколоде.
– Вот-вот, шоколад, экстериоризация!!! Лил, я люблю тебя! Ты понимаешь? Его не должно было быть!
– Чего? Милый, я полнедели твердила, что хочу испечь шоколадный пирог!
– Да.. Нет.. я не в этом смысле, в общем, даппертутто, ты слышала о нём?
– Откуда? Ты мне не рассказывал ведь раньше; а я не очень то люблю копаться в твоих прескушных книжонках.
– Да, эта история, которая не прозвучала, и не должна была прозвучать, но ты её знаешь; я рассказывал, когда ты была еще маленькой.
– Но, я не помню, хоть убей не помню, Гум.. ты какой-то странный вот несколько дней; впадаешь в какие-то размышления, где-то блуждаешь, что происходит?
