– Солгал? Зачем? Я почти поверила тебе, и солгал ли? – в её глазах промелькнуло удивление, сменяющее отчаянное недоумение.
– Совершенно точно, Лил, я солгал наверняка, поэтому ты и поверила; дапертутто-Везде-Нигде, другими словами, это то, чего нет, ну, в общем вымысел, который занимает нас, захватывает наше воображение так сильно, что благодаря этой страсти оживает, вовеществляется, понимаешь?
– Нет, как может ожить то, чего нет?
– Как только что произнесенная моя ложь. В мире так много интересного, а ты совершенно ничего не хочешь знать, меня это настораживает.
– И ты решил меня подло обмануть? Поиграть моими чувствами, да? Однако, теперь я буду умнее, Гумичка; и тоже преподнесу тебе сюрприз не ровен час.
– Да, к черту дапертутто, иди ко мне бесовка; это было спланировано, ты все устроила, скажи? Он подхватывает её и поднимает над собой, как нашалившую девчушку.
– Гуми, Гум.. я ни черта тебя не понимаю, ты просто сверхзадача маниакальная, как ты так можешь жить? Разве нельзя смотреть на мир проще? Мир – это желание жить, мир – это шоколад. Мир – это любовь.
– Да, моя шаловливая косточка, – и он уносит её на кушетку.
– Чарли, я влюбился… – говорю я ему.
– Чего? Не веди себя, как недоделанный сосун.
– Чарли, ты не понимаешь, мать твою, я ЛЮБЛЮ ее, я ей сочиняю стихи по ночам.
– Какие стихи – насмешил! Стихи – это кашачия бутафория, сынок.
– Нет, ты не прав, Чарли, стихи это сила.
– Вот где сила, – говорит он мне и подносит к моему носу огромный волосатый кулак…
– Чарли, посмотри на меня, я другой, у умею любить по-настоящему…
– Да, что ты прицепился к этой телке, тебе других не хватает, вон, смотри, краля идет… не, эта с пластмассовыми ногами… вон, туда глянь, бой-баба – гром, будет тобой как скалкой орудовать, только захоти.
