– Правильно и сделал, что не стал их печатать.
– Почему?
– В них нет концепции, сынок… Пойми, стихи это не просто красивые слова с рифмой, это ткань…
– Ой! Чарли, не песди, ты сам-то не пишешь стихов, и откуда тебе знать тогда?
– И я не знаю, мать твою, но могу отличить настоящий стих от халтуры недоделанной. Возьмем Шекспира, к примеру…
– Я не о Шекспире тебе толкую, о Данте, размерность его ты хотя бы уловил?
– Ты мне еще будешь объяснять, кто такой Данте, сосун несчастный!
– Чарли, Вы с Моррисоном два твердолобых недотёпы, я, кажется, стал понимать Вас теперь…
– Ей, Богу, это он тебя ко мне послал, навозный выпердыш.
– Никто меня не посылал, я сам пришел узнать твое мнение.
– Ну, тогда ты его уже узнал – задрипанная, затасканная хлабуда… доволен?
– Ты специально так говоришь, потому что сам не можешь так написать.
– Не смеши мою задницу, сынок. Лучше залезь под юбку к какой-нибудь милашке.
– Да, ты прав, от тебя скоро останется одна огромная волосатая ухмыляющаяся задница, об которую пацанва будет окурки тушить.
– Но, но ты по осторожней с моей задницей, она у меня нежная и чувствительная… Ладно, я поговорю с Моррисоном, оставь свои записки.
– Спасибо, Чарли!..
– Ладно, ладно… пощипли девку, что ль какую-нибудь, сколько можно бумагу переводить.
– Нет, Чарли, я люблю единственную на свете, – слова с улицы.
– Чарли, я хочу рыженькую.
– Проснулся, едрить, уже Рождество на носу, теперь снегурочки в моде…
– Чарли, а у тебя были рыженькие?
– Были и рыженькие, и желтенькие, и даже зелененькие попадались…
– Это русалки что ль или медузы какие, а Чарли?..
– Ты опять допекать пришел старика, да, оболтус окаянный?
– Чарли, ну, мне просто интересно, как там у них дела обстоят.
– Какие дела, мать твою, выражайся яснее.
– Ну, с устройством женским, а Чарли, сдается мне там все иначе.
– А вот ты о чем, приблуд… да, там все иначе, не вдоль как у остальных, а поперек, смекаешь…
– Ну, нет, Чарли я тебе не верю, старый пройдоха, ты опять заливаешь.
– Иди лучше купи мне пару бутылей рому.
– Чарли, сколько можно пить эту гадость?
– Тебя забыл спросить, засранец долбаный, ко мне сегодня Мориссон придет, важная сделка намечается нужно обсудить и все продумать.
– Моррисон, Моррисон… этот обшарпанный забулдыга, какие у Вас могут быть сделки, Чарли?
– Не твоего ума дело, держи 20 долларов, захвати еще цыпленка жареного, а лучше двух.
– Пока, Чарли, я ушел к рыженькой.
– Я тебе покажу рыженькую, мать твою, совсем от рук отбился!!!
Чарли, мы ни хрена не видим
– Чарли, мы ни хрена не видим в своей жизни, и ничего не замечаем!
– Это почему, ну-ка объясни, мне недотепе…
– Ну, вот хотя бы вещи взять, они окружают нас, а нам нет до них дела совсем, мы вечно заняты…
– Так правильно, мать твою, всему свое время, когда вещь необходима, ее, бывает, ищешь как умалишенный.
– Чарли, а они ведь живые.
– Так, ты опять за свое, решил меня в могилу свести раньше срока, оболтус окаянный?
– Подожди, Чарли, я не об этом, вот смотри, к примеру, письменный стол: боковые ящики – это глаза, а длинный ящик посередине рот, как ты этого не замечаешь…
– Так, ты опять в интернете пересидел, засранец долбаный, да? – спрашивает Чарли (слово интернет Чарли говорит через букву е – интЕрнет, так смешно получается).
– Причем тут интернет, не пойму, Чарли, я о вещах тебе толкую.
– Да, потому что, смотрю я на Вас, молодежь современную и поражаюсь, мать Вашу, Вы скоро забудете как девки выглядят натуральные…
