Февральский прорыв. Малоизвестные материалы о попытке Приморской армии прорвать осажденный Севастополь в феврале 1942 года - страница 15

Этот факт показал, как неосмотрительно вел себя гарнизон дзота, выбежав бросать гранаты и не оставив людей для его защиты. Но он характерен и еще в двух отношениях. Во-первых, случай с огнеметным танком показал нашу бедность в военной технике в тот период – у немцев были под Севастополем сотни танков, а у нас на весь гарнизон 25 танков Т-26, 1 БТ и один огнеметный танк Т-26, да и тот ненадежный. Во-вторых, случай этот показал, что немцы боялись всего неожиданного и были способны с перепугу

принять безобидную струю не воспламенившейся жидкости за жидкий газ».

Все вышеописанное, возможно, было и так, за исключением данных, имеющиеся у генерала Коломийца, о наличии танков у противника, т.к. они не соответствуют действительности. На тот момент в распоряжении 11 армии Вермахта танковых подразделений не было, за исключением 2 дивизионов штурмовых орудий «Stug 3».

Уцелевшие штурмовые орудия после декабрьского штурма были переданы в распоряжение 24-й пехотной дивизии. Новый 1942 год экипажи штурмовых орудий встречали в Бахчисарае. Там же дивизион принимал участие в боях с остатками русских войск и в мелких стычках с партизанами. Но уже 15 января 3 орудия обеспечивали атаку на Ново-Петровку (Керченский перешеек). На момент январских боев и февральского прорыва штурмовые орудия у Севастополя отсутствовали.

Немецкий тяжелый 105-мм химический миномет 10 cm Nebelwerfer 40 на фоне штурмового орудия Stug 3, Мекензиевы горы. 1942 г.

В опубликованных документах особого отдела НКВД за январь 1942 года есть интересный факт, указывающий на то, с какой хаотичностью изменялась линия фронта в ходе обоюдных атак, что позволяло изменникам Родины заранее спланировать сдачу в плен.

Так, в январе были арестованы 3 краснофлотца во главе с младшим лейтенантом Коломийцем – командиром взвода 3-го батальона 3 полка морской пехоты. Которые несколько суток находились в блиндаже впереди нашей линии обороны, намереваясь сдаться в плен противнику, то есть – изменить Родине. Младший лейтенант Коломиец приказал краснофлотцам порвать документы, сложить оружие и при появлении немцев не оказывать сопротивление. Все краснофлотцы не возражали и были с ним согласны. На допросе Коломиец показал:

«В блиндаже мы находились более двух суток, немец нас обстреливал, блиндаж этот был впереди линии нашей обороны, в метрах 30. Мы сначала об измене Родины не думали, у меня было решение во что бы то ни стало прорваться к своим, но так как мы просидели полтора суток и не смогли оттуда уйти, а немцы уже близко подошли, я сказал так: если немцы подойдут к нам, нас окружат, нам нельзя будет уйти оттуда, то придется только сдаваться. Желание изменить Родине у меня лично появилось в связи с тем, что я сильно перепугался, когда первый раз попал под такой сильный огонь. Все краснофлотцы мне не противоречили и имели намерение изменить Родине, и мы решили изменить: в случае подхода немцев к блиндажу не обороняться, а спасаться».

Несмотря на успех Приморской армии в декабре, в дальнейшем немцам на некоторых участках удавалось успешно переходить в контратаки. Это надламывало дух красноармейцев, вынуждая повернуть или пойти на крайние меры.

Подобное было и в стане противника. Например, случай, произошедший в тот же период на этом же участке фронта. Он был описан в отчете разведки Абвера, который вместе со всей остальной, не уничтоженной совершенно секретной документацией отдела НКВД в г. Севастополе попал в руки немцам после оккупации города. Так, ефрейтор Андреас Герхардт из 24 пехотная дивизии рассказывал: