Февральский прорыв. Малоизвестные материалы о попытке Приморской армии прорвать осажденный Севастополь в феврале 1942 года - страница 16

«Я оказался в качестве перебежчика

примерно в конце февраля – начале марта. До войны работал гражданским механиком на заводе по производству деталей для самолетов, был призван в армию и отправлен на фронт в составе маршевого батальона. До 1933 года был молодым коммунистом, а когда попал на фронт, решил дезертировать в первые дни своей службы. Чтобы симулировать плен, т.к. я боялся за судьбу тех, кто остался дома, порезал палец и оставил следы крови. После этого выполз из будки часового и начал пересекать фронт. По пути сделал еще два выстрела и бросил ручную гранату в сторону немецких линий, чтобы завершить картину штурма. Когда подошел к первому русскому бункеру, то никого не увидел и был вынужден громко кричать, чтобы кто-то вышел»

Герхардт дал полные показания и особенно много говорил о настроении в тылу, так как он недавно попал на фронт. Он рассказал о ситуации на своем заводе, об иностранцах и пленных, которых использовали для работы, о недовольстве немецких рабочих, которым приходилось выходить в поле. Рассказ коснулся советских пленных и обстоятельства их пленения.

Герхардт был сразу же взят под стражу 7-м отделом полиции до апреля месяца, после чего направлен на Кавказ.

К таким решениям солдат нередко подталкивали меры психологического воздействия с обеих сторон; работающие громкоговорители на линии соприкосновения и большое количество агитационного материала с обещаниями комфортной жизнь в плену. Наиболее детально погрузиться в атмосферу настроения в стане противника помог дневник воспоминаний ефрейтора 4

дивизиона реактивных установок «Nebelwerfer 41»:

«4 января. В течение дня сделали 6 выстрелов. Наша позиция примерно в 600 м к северо-востоку от Черкез-Кермен прямо на обычной грунтовой дороге. В бункере мы установили печку. Это чертова штука дымила, как сумасшедшая. Русские стреляли шрапнелью по нашему тыловому склону. Это признак того, что они хорошо осведомлены об особенностях нашего расположения. Они знают местность, как свои пять пальцев. Разведывательные самолеты противника висели в небе весь день, ни одного нашего истребителя «Ме-109» не было видно, т.к. все они были отправлены под Керчь.

8 января. Завтрака нет, вкусный обед прибывает только в полдень. Полбуханки хлеба на человека. Настроение поднимается вместе с наполнением живота. Последние дни мы ели только сухие пайки, поэтому горячая еда была для нас пиром. Мы укрепляем крышу нашего бункера толстыми стволами деревьев. Надеемся, что ничего не прорвется, если это не будут минометы с их высокочувствительными ударными взрывателями.

Дивизион реактивных установок Nebelwerfer 41 ведет огонь по Севастополю.

9 января. В будущем обедов больше не будет. Топливо на доставку для третьего приема пищи будет сэкономлено. Таким образом, подвоз питания на огневую точку будет осуществляться только два раза в день. Нехватка топлива – вот как далеко мы зашли, пора завоевывать Кавказ с его нефтяными скважинами, только тогда мы сможем выиграть войну.

10 января. Густая дымка и туман в долине до полудня. Два расчета пусковых установок «Nebelwerfer 41» должны находиться на огневой позиции, а два других – в Симферополе. Смена расчетов происходит каждые восемь дней.

16 января. С 7 часов утра русская артиллерия обстреливает нашу ложбину всеми калибрами, плюс к ним добавляется «сталинский орган» (пусковая установка реактивных снарядов БМ-13 «Катюша». –