Морис внимательно слушал, стараясь не пропустить ни одной, даже незначительной на первый взгляд, детали.
Когда она замолчала, он заговорил не сразу. И Мирослава спросила:
– Тебе нечего сказать?
– Сказать здесь что-либо сложно, – ответил Морис. – Все и так ясно.
– Что тебе ясно?
– То, что это не любовь.
– А что же?
– Похоть, накрывшая молодого мужика с головой.
– Вот как?
– Конечно! Любовь возвышенна и чиста! А что мы видим здесь?
– Что? – переспросила Мирослава.
– Парень знакомится в ночном клубе с девушкой, сразу же идет к ней домой и прыгает в ее койку!
– По-моему, сейчас так поступают многие, – усмехнулась Мирослава.
Морис раздраженно передернул плечами.
– Хорошо, о благородный рыцарь, – улыбнулась она, – но попробуй представить себя на его месте.
– Я никогда бы, ни при каких обстоятельствах не оказался на его месте! – отрезал Миндаугас. – Я вообще не знакомлюсь с девушками в ночных клубах!
– Но со мной-то ты познакомился на вечеринке!
– Вы упустили из виду, что вечеринка проходила не в ночном клубе, а у нашего общего хорошего друга.
– Все равно! Ты подцепил меня на вечеринке! – продолжала она дразнить его, от души забавляясь его возмущением.
– Но вы стали мне не любовницей, а работодательницей! – отрезал он.
– К сожалению, да, – согласилась она со вздохом.
И он, как ни всматривался в ее непроницаемые серо-зеленые глаза, так и не смог понять, говорит она серьезно или забавляется, как котенок клубком из цветной шерсти. Поэтому он не нашел ничего лучшего, как сказать:
– Я хочу, чтобы вы вышли за меня замуж.
– Степан тоже этого хотел, – проговорила она, чем окончательно вывела Миндаугаса из терпения.
Он вскочил с дивана и бросился прочь.
– Морис! – закричала она ему вдогонку. – Солнышко! Прости меня! Я не хотела тебя обидеть.
Он вернулся минут через пять, сел на прежнее место и проговорил все еще сердитым голосом:
– Надо думать, прежде чем сравнивать совершенно разных людей!
Она уже хотела было снова схулиганить, но, чтобы не рассердить его еще больше, не стала озвучивать вслух не совсем приличную народную пословицу о том, что с чем не стоит сравнивать. Просто напомнила:
– Миндаугас! Я уже попросила прощения! Ты что, злопамятный?
– Нет, – ответил он, – я отходчивый. И к тому же, – добавил он с едва заметным сожалением, – сердиться на вас у меня и вовсе не получается.
– Ты прелесть! – воскликнула она, приподнялась, обвила его шею обеими руками и чмокнула его в мочку уха.
– Ну-ну, заканчивайте свои провокационные игры, – сказал он, с трудом освобождаясь от ее объятий.
– И что ты за человек такой?! – проговорила она, притворяясь, что обиделась. – Из чего ты вообще сделан? Из гранита или изо льда? Хотя нет! Я знаю, из чего ты! Тебя вырезал из мрамора древнегреческий скульптор, может быть даже Пракситель.
– Вы хотите сказать, что я напоминаю вам статую сатира, наливающего вино? – усмехнулся Морис.
– Ну почему же именно наливающего вино, по-моему, «Отдыхающий сатир» тоже очень даже неплох. К тому же он так молод.
– Совести у вас нет! – выдохнул Морис.
– Я пошутила! – проговорила Мирослава, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. – Я имела в виду статую Аполлона Савроктона.
– Эта статуя выполнена из бронзы! – проговорил Морис с нажимом на последнее слово.
– Да, забронзоветь ты еще не успел, – хмыкнула она, делая вид, что внимательно рассматривает его с ног до головы.
– А теперь внимание! – призвал ее Морис. – Отвечаю на ваши вопросы по порядку. Человек я хороший. Так считаю я сам, и мою точку зрения разделяют мои друзья и знакомые.
