– Рад вашей проницательности, – мило улыбаясь, ответил Павел. – Я не создам вам проблем, если, конечно, мы сейчас придем к компромиссу. Уверяю вас, что вскоре вы будете гордиться тем, что в вашей школе учится Павел Олейников. Единственная просьба. Обуздайте эту националистку Ираиду Тарасовну. Она реально уже достала своей ненавистью к освобожденным от украинского.
«Проницательность, компромисс, националистка, реально, достала». Мальчик на другом конце стола бросал в нее почти незнакомые ей слова с таким спокойным видом, что ей казалось, будто она на ковре у начальника гороно, распекающего ее за квартальные показатели успеваемости и отсутствие медалей на олимпиадах.
– Надеюсь, мы договорились, – Павел встал. – И еще. Если вы сейчас не поняли чего-то и захотите проявить свою власть в отношении меня, расстроить моих родителей, имейте в виду, что ваша жизнь после этого тоже не будет прежней.
Усохшая на своем стуле Полина Ульяновна вздрогнула от звука закрывшейся двери. Еще долго она смотрела куда-то сквозь графин, потом оглядела кабинет, подошла к окну, заглянула в колодец двора. Вернулась к столу, подумав, сняла трубку и крутнула диск.
– Слушаю, – моментально отозвался низким басом другой конец провода.
– Алексей Павлович? Это Шматько.
– Я знаю.
– Вы просили… если что-то… непонятные вещи…
– Я помню.
– Я, конечно, может, преувеличиваю… – она уже пожалела, что решилась позвонить. – В общем…
– Вы правильно сделали, что обратились ко мне, Полина Ульяновна. Через час жду вас у себя. Возьмите паспорт, покажете на проходной, пропуск будет готов.
Она не на шутку испугалась. Что она ему скажет? Что испугалась, заглянув тринадцатилетнему мальчику в глаза? Что ей показалось, что мальчик совсем не мальчик? Что он ведет себя странно, говорит как взрослый и непонятными словами? Если в дурку не упекут, то с должности точно снимут.
– Ты чего на тренировке не был вчера? Владимир Романович просил узнать, – какой-то пацан цапнул Павла за рукав, едва он выскочил в коридор.
– Какая тренировка? Ты кто? – не сразу сообразил Павел.
Дима Першин. Активист, отличник, на год старше, будущий комсорг и, видимо, партийный деятель был к тому же и главной спортивной надеждой города. Его успехи в боксе не соответствовали ни его возрасту, ни внешности. С виду не супермен, но творил чудеса. Каждый раз, глядя, как он работает на ринге, Павел удивлялся тому, как этот нескладный парень легко двигается, уходит от ударов и стремительно атакует. Сам он уже который год выходил на ринг лишь затем, чтобы получить очередных пиздюлей. Уже в конце первого раунда задыхался, а огромные перчатки становились гирями на тонких ручках.
– Приболел я, – на ходу слепил он. – Завтра буду.
«Секция еще эта, блин…» – с тоской вспоминал он, идя по коридору, набитому одноцветными детьми. Девочки кучковались у окон, тихо обсуждая свое девичье. Мальчики, которые не бесились, стояли рядами, согнувшись над подоконниками, списывая домашку с отобранной у какого-нибудь ботана тетрадки. Некоторые стояли парами и, высунув языки, трясли сложенными коробочкой руками:
– Орел? Решка?
– Решка! – кричал тот, перед носом которого трясли. Коробочка раскрывалась и они считали монеты. Решку забирал кричавший, орел – трясущий. Лас-Вегас отдыхает. Но в основной массе синие пиджаки с мятыми, свернутыми набок галстуками все-таки просто бегали по коридору и пинали друг друга под жопу.
