Этот кретин извлечёт метафору даже из сломанной зубочистки на дне урны.
Обхватив Уланову крепче, Свят прикрыл глаза, глубоко вдохнул и в который раз – несмотря на тревогу – ощутил себя атлантом.
Покоясь в его руках, она отчего-то дарила ощущение небывалого могущества.
Казалось, если она она! ищет у него любви, защиты и безопасности… если он может быть надёжным оплотом для её громадной души, ему по плечу будет весь мир.
И вот что поразительно: в её объятиях не было никакого тактильного перегруза.
Никакого перегруза. Вечный дефицит.
– Знаешь… – услышал он свой хриплый голос. – Я не сразу тогда понял, что же такого ты положила на тарелку вместе с курицей. Такая невозмутимая стояла, понимаешь ли. Такая… цельная, что ли.
Неужели ты моя?
Взгляд скользил по неказистой мебели, которая больше почему-то не резала глаз.
– Цельный, – задумчиво повторила Уланова, постучав пальцем по его груди. – Именно слово «цельный» пришло мне на ум в конце каникул, когда я попробовала описать тебя одним словом. Поверишь?
Прищурившись, он покачал головой и негромко хмыкнул.
Она льстила? Льстила, определённо.
Смущалась, сглаживала и равняла их по росту в любой удобный момент.
Не так уж легко ей быть единственным бриллиантом на свете.
В эту секунду особенно хотелось вскрыть её мысли и увидеть ответы на все вопросы.
До чего уместной будет каждая её мысль в рамке на стене Зала Суда!
– Ты думала обо мне в конце каникул? – выдал он самый примитивный из вопросов, что бурлили под черепом.
– Я думала о тебе все каникулы, – спокойно и ласково отозвалась она.
Пружина под рёбрами распрямилась и зазвенела. Хотелось говорить дальше; наговорить столько, чтобы она вовек не сумела обогнать его.
Высказать ей столько восхищения, сколько ей не сумеет высказать даже Петренко.
В горле дёрнулась сухая досада.
– Уймись, – строго прошипел Прокурор. – Вы с ней ещё ни разу не появились у них на глазах, а ты уже успел накрутить себя на вертел!
– В тот день мне везде было громко и ярко, – помолчав, продолжил Свят, рассматривая мелкие морщинки в уголке её глаза. – Везде было нечем дышать. А ты стояла такая… Я не особо в правильных словах силён. Уверенная, что ли. Как финиш, которого достигаешь и валишься на траву, понимая, что наконец больше никуда не надо бежать.
Девушка замерла; морщинки в уголках её глаз превратились в веер; она улыбалась.
– И рядом с тобой мне вдруг стало… тихо. И я думал потом, что же такого есть в тебе, что создаёт эту тишину. А потом понял. Наполненные доверху не гремят изнутри.
Адвокат застыл с открытым от восхищения ртом.
Великолепие. Просто великолепие. Как тебе это в голову пришло?
– Какое же враньё, – прошептала Вера, едва ощутимо поцеловав его в небритую щёку.
– Правда! – укоризненно воскликнул Свят.
– Какое враньё – заявление о том, что ты не силён в словах.
* * *
Нет, никогда не поверю. Что ты мой. Что ты здесь.
Рассмеявшись, Вера обхватила губами его нижнюю губу, и он ответил жадным рывком навстречу.
– Я не могу терпеть, – отстранившись, прошептала девушка. – Хочу прямо сегодня и прямо сейчас поздравить тебя с Днём Святого Валентина.
– Точно, – выдохнул Свят в выемку между её ключицами. – Действительно. У меня тоже есть кое-какой… сюрприз.
Тело никак не соглашалось воспринимать его прикосновения как что-то обыденное, и по шее снова бежала сладкая дрожь.
Неохотно выпутавшись из его нетерпеливых рук, Вера шагнула к своему рюкзаку и выудила из него отвоёванный у библиотекаря трофей. Завтра этому потрёпанному трофею было суждено отправиться на утилизацию.
