Когда же ты привыкнешь?Когда уже поверишь, что он здесь? Что он твой.
Даже с красным от холода носом и кругами недосыпа вокруг глаз, Свят был невероятно, умопомрачительно красив; каждая черта его лица была на своём месте.
Хочешь растерять всю решительность – просто посмотри на него подольше.
Верность Ему просияла и сложила ладони в порыве умиления.
Верность Себе упрямо качнула головой и недовольно поджала губы. Вокруг её золотых волос настойчиво вилась фраза «Свят, я хочу серьёзно поговорить».
– Свят, – решительно выпалила Вера. – Я больше не хочу скрываться.
И без того кристальное безмолвие лестницы стало совсем звонким; каждая нота тишины натянулась до предела. Парень моргнул и посмотрел ей в глаза – настороженно смущённо и досадливо. Он не шевелился и дышал еле слышно.
Будто даже сейчас их прослушивали сотни ушей.
– Не отступай, – железным тоном произнесла Верность Себе. – Лично тебе, милая, скрываться незачем. Вот и подумай о «лично себе».
Верность Ему покачала головой – укоризненно и обречённо.
– Я не против публичности, – пробормотал Свят, пряча глаза. – Просто мне нужно…
– Я не про публичность, – поспешно перебила Вера, переступив с ноги на ногу на узкой ступеньке. – Я про обычные – не тайные – отношения. Когда мы можем, например, вместе выйти из машины и зайти в Университет.
Когда ты можешь прийти сюда, даже если Лина и Настя дома.
Отлично. Стоило начать – и нужные слова посыпались из неё упругим горохом.
Ещё бы; они стойко держались внутри целых две недели.
– Ты ощущаешь, что они тайные? – тихо спросил парень, глядя в окно за её спиной.
Поколебавшись, Вера кивнула и тут же неопределённо покачала головой. Он так отчётливо поблёк и растерялся, что хотелось максимально сгладить эту просьбу.
И спешно извиниться за всё, что она «ощущает».
– Это обычная нежность компромисса, – буркнула Верность Ему. – Куда без неё.
– Хорошо, – уронил Елисеенко, откинув со лба волосы быстрым движением руки. – Хорошо, да. Действительно. Да. Ты права. Я и сам думал об этом. Сегодня.
Он проговорил это так отрывисто и монотонно, что верилось в «сам» с большим трудом. Казалось, сегодня его только вынуждали об этом «думать».
И она, и кто-то ещё.
Но имело ли это значение, если он так легко сказал «да»?
С облегчением вздохнув, Вера нежно коснулась губами его верхней губы, над которой росла тонкая колючесть, и еле слышно прошептала:
– Спасибо.
Спросить, почему он хотел сохранять их в тайне? Спросить?
Весь его вид будто говорил: «Я согласился, что ещё нужно?», и она прикусила язык.
До третьего этажа они дошагали в молчании.
И это отчего-то встревожило.
Выдернув из кармана ключ, Вера оглядела безлюдный коридор, который освещался лишь сумрачным светом из окна в торце.
– Жутковато, – весёлым тоном прокомментировал Елисеенко, устремившись к нужной комнате. – Музей старинного быта не для слабонервных.
Была эта весёлость его тона напускной?
Или вечер действительно продолжает быть хорошим?
– А я тебя предупреждала, – сварливо припечатала Верность Ему.
– Может, нам… – пробормотала Вера, воткнув ключ в старую замочную скважину. – Может, нам после пиццерии всё же лучше было бы поехать…
Стоило ему проявить благосклонность и сговорчивость – и она мгновенно начала чувствовать липкий стыд за всё своё недостаточно эстетичное, что их окружало.
– Куда? – уточнил он, не дождавшись продолжения.
– К тебе домой, – буркнула она, искоса взглянув ему в лицо.
