– Ну тесно же! – прохныкала Уланова, ударив по его колену своим. – Отодвинься!
Ну не буянь, любительница личного пространства.
– Ну потерпи. Не так уж тесно ведь, – рассеянно попросил он, вынырнув из полусна.
Пальцы пробежали по её плечам и замерли на предплечьях. Вот так.
Вот так он хотел уснуть: поглаживая против роста крошечные волоски на её руках.
– Не хочу отодвигаться, – прошептал Внутренний Ребёнок, касаясь золотых лучей, что лились из её сердца. – Ну пожалуйста. Не так уж тесно же.
Совсем не тесно. У тебя под кожей.
Как же странно было наконец ощущать себя вне виноватой драмы.
Сколько же слов находилось в голове для описания этой драмы!
До чего охотно и красочно мы можем говорить о своих страданиях и боли!
И как сложно описать своё тихое долгожданное счастье.
«Вначале было слово», ты права.
А теперь слова нужны только для того, чтобы вывести на стенде, «что такое любовь».
Слово, что нашлось гигантскими усилиями Зала Суда и создало новую реальность.
Слово, которое он всё никак не решался ей сказать.
Потому что ответное признание приведёт его к победному финишу.
А этой победы проигравший на старте давно не хотел.
– Отменил пари для Варламова, но не отменил для себя, – задумчиво уронил Судья.
Чёртовы дебилы.
Что один – со своим «закончил за здравие», что другой – со своими двумя стульями.
Как хорошо было в библиотеке – когда в голове роились только мечты о вечере.
…Вечер субботы. Стихи Рождественского. Узкая общажная кровать. Праздничный день наутро. Её переливчатый голос и заразительный смех.
Запах её тела, лица и губ; запах корицы под майским дождём.
По животу разбежалось мягкое тепло.
Над головой грянул звонок, и в кабинет тут же влетел преподаватель. Он был до того расторопен, будто всё это время нетерпеливо мялся за дверью, ожидая этой трели.
И до того лучист, будто впитал три ведра филологических сердечек.
Неуклюже раскрыв конспект, Свят выключил все мысли, кроме тех, что касались деятельности нотариата; за толстым окном слева медленно шёл крупный снег.
* * *
Amoremcanataetasprima2
– Когда ещё воспевать любовь, как не в юности? – воскликнула миловидная преподавательница основ иностранной риторики. – Когда ещё обращать внимание на роль любви, как не в преддверии одного из самых романтичных праздников в году? Тринадцатое февраля, друзья, – и сегодня мы поговорим именно о любви, заполнив этот ватман сочными дефинициями! Облачив силу любви в силу риторики… Чем сильна риторика?! Чем, Елена Владимировна? А, Вадим Сергеевич? Андрей Викторович? Чем риторика сильна, Анастасия Павловна?
– Она способна проникать в сердца посредством слов.
– Точно, Вера Станиславовна! – воскликнула преподаватель; её лицо приобрело одухотворённое выражение.
Расслабленная субботой Быкова заморгала и метнула в Уланову раздражённый взгляд.
Быстрее соображать надо, Павловна.
Ухмыльнувшись, Вера перевела взгляд на ватман, что перекочевал к ним с соседнего ряда. В его верху сияла красная надпись «Love is»3… В остальном лист был пуст.
Одногруппники дебютировать с определениями не спешили, желая сначала посмотреть, что напишут лучшие.
Вытянув изящное предплечье, Майя постучала ногтем по ватману; её кошачьи глаза остановились на Вере.
– Идеи? – спросила Ковалевская одними губами. – Что будем писать, взорвалась бы у неё в сраке любовь к изобразительной самодеятельности?
Вера поджала губы и нетерпеливо дёрнула плечом, на котором ещё тлел запах его футболки. Мыслей о нежной «love» в голове вертелось с излишком.
