Фигурные скобки - страница 17




22:55

– Сиди! – протестует Марина против его попытки подняться со стула. – Ты же не торопишься. Ночуешь у нас. У нас комната свободная. – Я его обидел?

– Нет. Ему действительно вставать рано. Он жаворонок. Это мы совы.

Без Тодора за столом стало как-то проще, спокойнее.

Капитонов отказывается ночевать – категорически.

– Буду всю ночь бродить по квартире, как привидение. Зачем это надо?

Марина говорит:

– Он тебе не понравился?

– Понравился. Почему не понравился?

– У меня все хорошо, ты не думай, – сообщает Марина.

– Я вижу, не думаю.

– Нет, правда, у нас все хорошо. – И добавляет: – Мухин был тоже зануда.

– Марин, я не спрашивал… я так и не знаю, что там с Мухиным в конечном итоге… Следствие и все такое…

– А ничего. Дело закрыли. Вопросов больше, чем ответов. До последнего времени хотела нанять частного детектива. Сейчас уже не хочу. Но во что я не верю, это в то, что он сам.

– Тогда на похоронах я чушь порол, ты уж прости.

– Да кто ж это помнит.

– Нина помнила.

– Ниночка… Видишь, как у нас с тобой все симметрично. А я тогда так и не приехала, это ты уж меня прости.

Про Аньку спросила.

– У тебя есть фотография?

У него есть – в мобильном.

– Ой, красавица! Ой, принцесса!.. Я ее вот такой еще помню. С крокодилом надувным. Она меня еще «тетя Малина» называла.

– Так ты и подарила ей крокодила тогда…

– Ну да.

– Она с ним на юге не расставалась.

– За детей, – Марина приподнимает бокал.

Чокнулись.

Отпив, Капитонов говорит:

– Что-то у нас не совсем хорошо получается.

– У нас… не совсем хорошо?

– Да нет, у нас с ней – у нее со мной, с ней у меня…

– Проблемы?

– Ссоримся без конца. Она меня, вероятно, считает деспотом. Что бы я ни спросил, покушаюсь на ее свободу, независимость, суверенитет. Я уже не спрашиваю ни о чем. С другой стороны, почему я должен не спрашивать? Я что – посторонний человек? Да она сама деспот!.. Ее все во мне раздражает, абсолютно все. Нет: бесит. «Меня это бесит!» – вот так она говорит.

– Слушай, что в тебе такого может бесить?

– Да всё! Почему я рожок для обуви не вешаю на крючок. Почему я ем быстро. Почему о присутствующих говорю «он» или «она». Почему чай покупаю в пакетиках. Почему я равнодушен… ко всему, к чему равнодушен… Ей, например, не нравится, что женщина, с которой я решился ее познакомить, не снимает черные очки. Она не говорит мне, что не нравится, но я ведь чувствую, вижу… Как будто у человека не может быть причин не снимать черные очки. Ведь могут же быть причины. Да и какое ей дело?

– Да уж, это не ее дело. А в чем причина?

– Вот и ты. Потому что у нее разные глаза, один – темно-карий, другой – голубой.

– Она это знает?

– Как же она может не знать, если это ее глаза?

– Нет, я про дочь.

– А должна знать обязательно? Я должен объяснять такие вещи? Ты это серьезно, Марина?

– Наверное, не должен… Но ты так рассказываешь…

– Чай покупаю в пакетиках… Уже говорил… Ем быстро… Да… Почему не другой, а такой… Со своими почему не борюсь недостатками…

– Слушай, не верю! Неужели она такой мозгоклюй?

– Это я мозгоклюй! По определению! Это она меня мозгоклюем считает! Знаешь, она меня стесняется. Она считает, что она дочь неудачника.

– Она так сказала?

– Нет, я сам знаю. Я знаю, что она так думает.

– Может, ты сам так думаешь – о себе?

– А с чего бы мне так думать? Я вообще об этом не думаю. Я только не хочу, чтобы она неудачницей была. А все к этому идет.

– Куда идет? Ей восемнадцать лет.