«Я поняла. Мне очень жаль», – говорит Катерина.
«С ней все будет хорошо», – говорит Кира.
«Я, поздравляю вас.» Она переводит взгляд с меня на Киру. «Я очень рада за вас.»
У Киры действительно есть травмированная бабушка? Вадим сказал что-то о каком-то информационном документе, который он заполнил от моего имени, и она, должно быть, тоже заполнила его. Я припоминаю что-то на своем столе. Мне следовало бы взглянуть на него.
Я понимаю, что смотрю на нее. Говорит ли жених что-то в этот момент? «Как она сегодня себя чувствует?»
«Настолько хорошо, насколько можно ожидать в ее возрасте.» Она сжимает мою руку.
Я киваю.
«Позвольте мне показать вам, как все устроено», – говорит Катерина, к счастью, заканчивая этот разговор.
«Мы хотим, чтобы вы с Олегом Владимировичем заняли передние вертикальные сиденья во время взлета. Мы со Стасом занимаем первый ряд, чтобы быть ближе к кухне. Она подводит ее к рабочему месту, махая рукой. «Олегу Владимировичу нравится использовать это место в качестве офиса.» Катерина показывает ей Wi-Fi и средства безопасности, проводит в следующую секцию, заднюю зону отдыха.
В какой-то момент Кира оглядывается на меня, указывая на что-то и что-то произносит за спиной Катерины.
«Что теперь?» – ворчу я.
«Диван», – шепчет Вадим у меня за спиной.
Я иду к бару, чтобы выпить, пока Катерина показывает ей спальню и ванную. «Что?» – говорю я. «Это же просто диван.»
«Дай ей время. Это диван в самолете», – говорит Вадим. «Ты, наверное, тоже был впечатлен, когда впервые увидел диван в самолете.»
Я хмурюсь. Честно говоря, я почти не помню. Я был настолько охвачен дымкой гнева и горя. Покупая тогда дорогие вещи, я просто пытался выбраться из темной дыры, в которой вырос, посылая весь мир за то, что он безостановочно долбил мне яйца. Я никогда не получал от этих дорогих вещей удовольствия.
Персонал возвращается на свои посты, а мы с Кирой занимаем места напротив Вадима в передней части. Все готовы к взлету.
Кира смотрит на меня так, будто у нее есть важное сообщение.
«Что?» – говорю я.
Она оглядывается, чтобы убедиться, что Катерины нет рядом, а затем обводит указательными пальцами, указывая на самолет, я, полагаю. Она делает шокированное лицо, широко открывает глаза и рот. Когда я не реагирую, она открывает рот еще шире и трясет головой.
Я просто смотрю. Я отказываюсь вознаграждать ее драму ответом.
«Возбужденное лицо», – говорит она.
«Не могла бы ты озвучить свое выражение лица?»
«Хорошо», – говорит она. «Пять с плюсом. Так лучше? Твой самолет получает пять с плюсом. Это потрясающе, Олег.»
«Я так рад», – говорю я.
Она пристегивается, пока мы выруливаем на взлетно-посадочную полосу, не улавливая моего сарказма или, возможно, игнорируя его. «Вот так», – говорит она.
«Действительно», – ворчу я, просматривая тенденции интернете.
«Разве твои электронные устройства не должны быть в режиме полета?» – нервно спрашивает она. «Мы собираемся взлететь.»
Я смотрю на нее. «Это мой самолет.»
«Но я думала, что это мешает связи пилотов.»
«Нет», – говорю я.
Вадим наклоняется вперед. «Правило режима полета – это просто мера правительственной комиссии по связи против радиопомех на сетях, находящихся на земле. Огромное количество людей, пролетающих над вышками сотовой связи с включенными телефонами, могут перегружать сети.»
«Что? Я все это время думала, что это вопрос жизни и смерти!»
«Миф.»
«Ну, ладно.» Самолет набирает скорость. Дрожащими руками она достает ярко-розовый пакетик. «Хотите жвачку? Клубничный вкус.»
