— Все равно не понимаю зачем тебе это? Ты столько времени меня ненавидишь, лишнего слова не скажешь без упрёка. А теперь приходишь и вручает мне свою фамилию? Как ты себе это все представляешь? Что это будет, по-твоему, ?
— Это будет семья, Яна. Для всех вокруг — счастливая и настоящая. И только мы с тобой будем знать, что фикция. Остальное обсудим позже.
2. 2. Яна
— Тим, пожалуйста, возьми маркер и напиши, что положил в коробки. Чтобы мы знали, что внутри, и ничего не потеряли, — кричу я сыну из своей комнаты.
— Не надо так кричать, я и так все слышу. — Тимур быстро выхватывает из моих рук маркер и убегает к себе в комнату.
Наше общение по-прежнему сдержанное. Он продолжает отвечать «все нормально» на вопросы, что случилось или что его конкретно беспокоит.
Я вижу, что он обижается. Стараюсь при случае еще раз повторить, почему у нас с его папой так все получилось и из-за чего мы не виделись столько лет. Стараюсь не скрывать ничего, говорю правду.
Единственное, пожалуй, умалчиваю, это о терзающих меня тогда мыслях. Считаю, что не стоит ребенку знать, что его мама сомневалась в сохранении беременности. Мне было всего восемнадцать.
Никогда не думала, что в небольшой двухкомнатной квартире, тем более съемной, площадью сорок девять квадратных метров может поместиться столько вещей. Я собрала уже коробок десять с нашей одеждой и обувью, а шкафы все не пустеют.
Олег предлагал нанять специализированную бригаду, которая приедет, сама все упакует, погрузит и доставит по нужному адресу вместо нас. Но я так не могу.
Мне претит сама мысль, что посторонний человек будет трогать и перебирать мои вещи. А вдруг что-то разобьют? Да, я понимаю, что есть договор, где прописаны суммы денежных компенсаций. Но кто компенсирует утраченные эмоции и воспоминания?
К примеру, если повредят эту картину в рамочке, где нарисован детский самосвал, то как мне возместят счастливые эмоции, которые я утрачу, перестав на неё смотреть? А её, между прочим, нарисовал мой Тимурчик своей маленькой рукой.
Как сейчас помню, он сидит с дедушкой такой важный возле детского мольберта. У каждого своя кисточка. Дед чертит контур, а Тим рисует все остальное. Тогда ему только-только исполнилось три года. Он держал кисточку левой рукой, окунал ее только в синий цвет и рисовал по холсту, как вздумается. В итоге самосвал, трава и облака вышли полностью синими, а вот колеса юный художник решил сделать квадратными и оранжевыми.
Я в шутку тогда сказала «он — творец, он так видит». Неважно какие там цвета должны быть на самом деле или где контур. Главное, что он делал, то что приносит ему радость.
— Тимур, Тим, иди сюда скорее, смотри кого я нашла! Помнишь его? — достаю покосившуюся и не совсем уже круглую мягкую игрушку — барашка из-под вакуумного пакета с вещами.
— Это же мой Мистер Шон! — Тим с криком несется ко мне. — Мама, где ты его нашла? Я думал, что потерял его. Я так скучал по нему. — ребенок крепко обнимает давно потерянную, но очень любимую игрушку.
И я радуюсь вместе с Тимом, что неожиданно смогла поднять ребенку настроение.
Тим так же, как и я, очень тяжело расстается с вещами. Особенно, если те хранят в себе хорошие и теплые воспоминания. С этим барашком мы ездили и на море, и ходили к доктору лечить зуб. Он для Тимура как друг, с которым ничего не страшно.
— Он лежал в ящике под моей кроватью. Давно сюда не заглядывала, а стоило. Переезд, оказывается, дело полезное.
