Вот бывает такое, когда чувствуешь, что человек тебя просто ненавидит, но сделать ничего не может, так как на работу персонал отбирает руководитель отдела.
– Я вас поняла, – отвечаю ровно, понимаю, что меня специально провоцируют на конфликт, а работу потерять я не могу…
– Так, а ты что все еще здесь?!
Селезнева бросает многозначительный взгляд на помощника повара, и сразу же Вадика словно ветром сдувает. А вот Оксану Прасковья Михайловна не трогает.
Оксана медленно разворачивается и цокает на своих каблучках в зал, я же беру очередной поднос и приступаю к работе.
Ноги все сильнее болят. Тяжело приходится, так как в праздники в заведении буквально иголке негде упасть.
Принимаю заказы и до самого закрытия кафе работаю, бегаю между столиками, как ужаленная.
– Ну все, Даша, я домой!
Оксана, одетая в ярко-алый пуховик, машет мне на прощание рукой, другие официантки также спешат домой. Все же праздники, и всем хочется побыстрее оказаться рядом с близкими.
Я это понимаю. Но все же немного обидно, что никто не предложил помощи, хотя бы малозначительной, но я бы так хоть побыстрее справилась и тоже ушла домой…
Но. Мне приходится отдуваться за всех. И это даже в какой-то мере неплохо, так как я отбрасываю все ненужные мысли.
Как-то тревога меня отпускает, и я уже не задумываюсь о странном звонке сестры и ее предостережении…
Телефон трезвонит вновь, и я вытаскиваю его из кармана. Улыбаюсь, когда читаю имя. Мы с мамой частенько созваниваемся, и сейчас Селезневой нет, чтобы одернуть меня, рабочий день в принципе закончен, и я спокойно отвечаю на звонок.
– Дашенька, как ты? – улыбаюсь тепло, когда в трубке раздается голос мамы.
– Все хорошо, – немного лукавлю, но не хочу напрягать родителей какими-то надуманными проблемами, – вы как?
– Да нормально, дочка, к нам соседи сегодня приходили. Тетя Люда с Надькой заскочили поздравить да чайку попить с салатиками. О тебе спрашивали, приветы передавали. Интересовались, не надумала ли хоть на праздниках к нам приехать.
Мама замолкает, а я с тоской думаю о доме, о родных людях, о знакомых, с которыми хотела бы встретиться.
– Мама… я не обещаю, но постараюсь… Меня пока с работы не отпускают…
– Понимаю, дочка, не бери в голову, это я так просто… Мы все очень гордимся тобой, доченька…
Разговор плавно сходит на нет, а я прячу телефон и принимаюсь натирать столы, отрабатываю повинную, которую на меня навесила наша стервозная главный менеджер.
И вновь мысли возвращаются к предупреждению сестры, затем и незнакомца странного вспоминаю…
Что-то было в голубых глазах брюнета, такое опасное и манкое, цепляющее…
Да, Даша, мечтать не вредно…
Ухмыляюсь своим мыслям. К слову сказать, щедрые чаевые ушли в неизвестном направлении. Обычно у нас в ресторане собирали, так сказать, кассу. Складывали чаевые в банку и раз в месяц вскрывали, чтобы поделить между персоналом поровну, но в последнее время эта традиция забыта, а чаевых я практически не вижу. В основном Селезнева штрафует и удерживает с нас деньги…
Не хочу думать о плохом. Отгоняю ненужные мысли. Наконец, отдраив последний стол, выдыхаю, убираю прилипшую ко лбу прядку. Тихонечко самая последняя ползу в раздевалку и, переодеваясь, мельком проверяю телефон, но новых сообщений нет, чат с сестрой не отсвечивает непрочитанным, а Маша была в сети несколько часов назад…
То есть примерно с момента нашего разговора она выключила телефон…
