Тогда они пристроились на диванчике в темном уголке холла и стали ждать. Чего они ждали, они и сами толком объяснить не могли, но ведь однозначно когда-нибудь все должно было кончиться, потому что все когда-нибудь кончается, а уж тогда наверняка они бы попали в родной уголок.
И вот тогда-то они и увидели Милу. Возбужденная девушка уже почти руководила милицейской группой, что-то командуя и куда-то указывая.
– Ой, девчонки, что творится! Ой, что творится! – подскочила она к подружкам.
– А что же творится и почему нас не пускают?
– Да пока нельзя. Нас пока обворовали.
Милена еще недостаточно хорошо ориентировалась в русском языке, что мешало ей досконально разобраться в окружающей действительности. А вот Люда стала о чем-то догадываться.
В общем теперь, когда все три подружки собрались вместе, быстро выяснилось, что дверь сломали сами девушки два дня назад, когда сумели потерять последний экземпляр ключа.
Все вещи в целости и сохранности лежат в фанерном встроенном шкафу за стенкой в соседней комнате у подруги и сокурсницы Милы и Люды. Туда их перенесли утром все те же Люда и Милена, которым было нечем закрыть дверь с поломанным замком. Все успокоилось и все завершилось вполне благополучно, но, конечно, шуму в тот день было в общежитии предостаточно.
* * *
Хотя уж чего-чего, а шуму в общежитии всегда было предостаточно. Помнится такой случай. Мы первоначально жили в самой первой комнате от холла. Холл был рядом с нами. Вот он. Протяни руку и ты уже почти что в холле. Поэтому все, что в холле происходило, моментально становилось нашим достоянием.
Два часа ночи. Общага только-только угомонилась ночным забытьем, только-только самые беспокойные перешагнули порог жилища Морфея. И вдруг почти что рядом с тобой, рядом с твоими ушами идиотский невообразимый хохот. Что это такое?
Ноги выносят в холл, даже не дав набросить на себя рубашку. Из всей одежды на мне тапочки, трусы и всклокоченные волосы. Ну еще перекошенная со сна физиономия.
В углу холла сидит с самым мрачным видом наш бессменный рабфаковский староста группы и парторг ячейки подготовительного отделения Володя Молотко. Он дико и безобразно пьян. Кажется, он плохо ориентируется и в пространстве, и во времени, не очень хорошо понимая где именно находится и как сюда попал.
У него в руках глупая японская игрушка «смешунчик». Сверху гротескный человечек, а снизу кнопка, как раз под большой палец взрослого человека.
Нажимаешь на кнопку, человечек смеется идиотским, заливчатым, даже истеричным смехом. Молотко сидит и молча мрачно смотрит на человечка в руках, время от времени нажимая кнопку.
– Володя, что случилось?
Тишина. И вдруг неестественный, неживой вопль:
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
– Володя, ты не заболел?
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха! Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
Заражающий идиотский смех действует как бацилла. Вокруг уже собралась небольшая толпа и некоторые начинают подхихикивать.
– Володя, у тебя все нормально?
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха! Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
Толпа начинает нервно смеяться. И конец истории: В холле собралась разнокалиберная полуодетая толпа которая нервно, истерично ржет, непрерывно ржет, грубо, болезненно, без остановки:
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха! Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха! Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха! Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
На диванчике сидит мрачный Молотко, который озирает эту толпу смеющихся идиотов, а те
Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха! Ха-Ха-Ха-ха-ха-ха!
